– Тебе следовало меня предупредить. Я бы мог ее застрелить.
– Сожалею. – Петерсон прижал обе ладони к носу. Должно быть, ему было больно. Температура кожи изменилась на шестьдесят градусов за шестьдесят секунд. Потом он провел пальцами по волосам. – Не стоит так говорить, но я вроде как хотел, чтобы этот парень пришел сегодня вечером. Не уверен, что мы продержимся месяц.
– Не думаю, что до этого дойдет, – сказал Ричер. – Мне кажется, у них больше нет в запасе отвлекающих ударов.
– Они могут в любое время устроить новый бунт в тюрьме.
– Нет, в этом все и дело. Для тюремного мятежа необходима критическая масса. Около трети заключенных готовы бунтовать каждый день, если у них появится шанс. Еще треть никогда не будет в этом участвовать. Все определяет оставшаяся треть. Голоса тех, кто может переметнуться, – как на выборах. А сейчас они себя исчерпали. Страсть ушла. Пройдет не меньше года, прежде чем они снова согласятся сыграть в эту игру.
Петерсон не ответил.
– А твой дружок байкер не сумеет организовать побег достаточно быстро. Так что сейчас у вас все в порядке. Вы в безопасности.
– Ты уверен?
– Возможно, вы больше никогда не услышите сирены.
Было без пяти час ночи.
Осталось двадцать семь часов.
В четверть второго зазвонил телефон в коридоре. Джанет Солтер подошла, чтобы ответить, и передала трубку Петерсону. Тот послушал секунду и вернулся к Ричеру в гостиную.
– Это женщина из 110-го подразделения военной полиции, – сказал он. – Откуда она знает этот номер?
– У них есть система определения номера, – ответил Ричер. – С координатами. Весьма возможно, она наблюдает за домом прямо сейчас со спутника.
– Но здесь темно.
– Только не спрашивай меня, как это работает. – Ричер вышел в коридор, сел на стул и взял трубку: – У тебя есть ответы для меня?
– Пока нет, – ответил голос.
– Так почему же ты звонишь мне так поздно? Я мог бы уже крепко спать.
– Я хотела сказать, что взяла своего парня.
– Я оказался прав?