Джек Ричер, или Дело

— Позже, — ответил я, потому что именно в этот момент я увидел кое-что еще.

Глава 37

Задний двор дома Дженис Мэй Чапман оказался далеко не в том порядке, в каком содержался палисад перед главным фасадом. Фактически за ним вообще не ухаживали, и он был запущен донельзя. В основном этот двор представлял собой газон и выглядел печальным и заброшенным. Растительность на нем скосили, но скошенное было не луговой газонной травой, а сорняками. В дальнем конце виднелся низкий сплошной забор, сделанный из неокрашенных и не защищенных от гниения досок; панель, расположенная в середине забора, была выломана и валялась рядом.

То, что я увидел, стоя в дверном проеме, было маленькой узкой тропкой, протоптанной по обкошенному газону. Почти незаметной. Практически ее и не было. И только лучи послеполуденного солнца, освещавшие газон с одной стороны, делали видимой эту призрачную тропку в тех местах, в которых скошенные сорняки росли гуще, а сейчас были примяты и утоптаны. Тропа была немного темнее остального газона и вела по дуговой траектории к дыре в заборе; ее протоптали ноги, ходившие по ней взад и вперед.

Я сделал два шага по тропке и снова остановился. Земля захрустела. Я посмотрел вниз. Деверо, шедшая почти вплотную за мной, натолкнулась на мою спину.

Во второй раз мы прикоснулись друг к другу.

— Что? — спросила она.

Я поднял голову.

— Не будем спешить, — ответил я и пошел дальше.

Тропа вела через газон, через дыру в заборе и дальше, через заброшенное поле шириной примерно в сто ярдов. Дальний конец этого поля упирался в железную дорогу. На полпути возле правого края поля лежали два столба, на которых когда-то были навешены ворота, а между ними с востока на запад проходила грунтовая дорога. В западном направлении, подумал я, на нее выходят когда-то использовавшиеся проезды к полям и дорога, связующая ее с извилистым продолжением Мейн-стрит, а в восточном она, образуя тупик, упирается в железнодорожные пути.

Заброшенное поле на всем протяжении было покрыто отпечатками протекторов автомобильных шин. Машина следовала между поваленными воротными столбами и, развернувшись под прямым углом, подъезжала прямо к дыре в заборе дома Чапман. Она добиралась почти до того места, где стоял я, а потом, готовая к поездке назад, шла задним ходом и разворачивалась, описывая при этом петлю, похожую на треугольник.

— Ей до чертиков надоели эти старые грымзы, — сказал я. — И она затеяла с ними игру. Иногда выходила через главный вход, а иногда — через задний двор. И я готов держать пари, что временами ее бойфренд желал ей спокойной ночи и объезжал вокруг дома для продолжения встречи.

— Черт побери, — полушепотом выругалась Деверо.

— Но в действительности мы не можем винить ни ее, ни бойфренда, ни этих старых дур. Люди делают то, что они делают.

— Но тогда все собранные улики становятся бессмысленными.

— А это как раз то, чего она хотела. Она же не знала, что когда-нибудь это станет важным.

— Теперь мы не знаем, ни когда она пришла, ни когда ушла в свой последний день.

Я молча стоял и смотрел по сторонам. Поглядеть здесь было не на что. Ни других домов, ни других людей. Пустынный ландшафт. И никаких вторжений в личную жизнь.

Постояв так некоторое время, я обернулся и посмотрел на тропку, протоптанную через газон.

— Что? — снова спросила Деверо.