— Согласна. Вот поэтому я и запаниковала.
— Поэтому рано или поздно нам придется поднять в воздух эти «блэк хоки».
— Если мы сначала не отыщем Рида Райли и не зададим ему ряд вопросов.
— Рид Райли слинял вчистую, — сказал я. — Сейчас он, наверное, уже зачислен в штат инструкторов на военно-воздушной базе в Туле.[49]
— А где это?
— В Северной Гренландии, — ответил я. — На вершине мира. Эта военно-воздушная база наверняка самое удаленное место. Однажды я там был. Мы летели на С5,[50] у которого возникли проблемы. Нам пришлось сесть. Эта база входит в систему раннего обнаружения. Четыре месяца в году там живут без солнечного света. У них такой радар, который может обнаружить подачу теннисного мяча, сделанную на расстоянии трех тысяч миль.
— У тебя есть номер их телефона?
Я улыбнулся.
— Мы сделаем это иначе. Для начала посмотрим, что произойдет послезавтра.
Элизабет ничего не ответила на это. Мы медленно ели свои пироги. Нам надо было убить время. В этот момент полуночный поезд, наверное, только что прошел первые ярды своего пути от Билокси.
Деверо все еще волновало то, что может подумать о нас старый хозяин отеля, она не хотела вновь повторять разыгранный накануне трюк на верхней площадке лестницы, поэтому я дал ей ключ от своего номера, и мы покинули кафе по отдельности с интервалом в десять минут. Она ушла раньше, предоставив мне возможность оплатить чек и выпить третью чашку кофе. Я прошелся по улице, кивнул сидящему за столом старику и, поднявшись по ступенькам, осторожно постучался в свой номер. Элизабет открыла дверь моментально, и я вошел внутрь. Она уже разулась и сняла поясной ремень с кобурой, но вся одежда еще оставалась на ней. Форменная рубашка, форменные брюки, конский хвост. Всё в полном порядке.
Мы повели себя подобно наркоманам, разогревающим ложку; наши движения были то быстрыми, то медленными, исполненными напряженным ожиданием, желанием сделать как можно лучше все предшествующее, с трудом сдерживая себя в предвкушении ожидаемой награды. Деверо начала с того, что освободила волосы от эластичной ленты и, тряхнув головой, посмотрела на меня с улыбкой из-за плотного черного занавеса. Затем расстегнула три верхних пуговицы на рубашке; под действием веса пластинки с именем, значков и звезд расстегнутая часть рубашки раскрылась, превратившись в глубокое декольте. Я тоже разулся, снял носки, вытянул полы рубашки из-под поясного ремня. Она взялась пальцами одной руки за четвертую пуговицу на рубашке, а пальцами второй руки — за пуговицу на талии своих брюк и сказала:
— Выбор за тобой.
Сделать выбор было очень сложно, но после долгого напряженного раздумья я, как мне казалось, принял твердое и верное решение.
— Брюки, — сказал я.
Она расстегнула пуговицу и через надолго затянувшуюся минуту предстала передо мной босой, с голыми ногами, в наполовину расстегнутой желто-коричневой рубашке. Наступил мой черед, и я сказал:
— Теперь твоя очередь выбирать.
Элизабет предпочла обратный порядок, и я снял с себя рубашку. На этот раз она спросила о происхождении моего шрама от осколка шрапнельного снаряда, и я вкратце описал ей, как это случилось: причиной послужило неблагоприятное стечение обстоятельств, имевшее место в начале моей службы: во время высадки в Бейруте у лагеря морской пехоты была обычная плановая проверка, во время которой проходящий грузовик взорвался у входа в казарму, примерно в ста ярдах от того места, на котором я стоял.
— Я слышала, что там пострадал военный полицейский, — сказала она. — Так это был ты?
— Я точно не знаю; может, там был еще кто-то.