Максим навострил уши.
— Это Иваныч-то? Врут. Он и мухи не обидит.
— Это когда трезвый. Пьяные-то все мы хороши!
— Ой, да она уж такая была, учительница эта…
— Какая бы ни была, все одно — живой человек! Жалко. Молодая совсем.
— Да я не об том, что такая… Молодежь, она нынче вся другая. Думаю, милиции бы ревнивцев проверить, а не первого попавшегося хватать.
«А ведь верно!» — Макс закусил губу.
Как же он сам-то не догадался! Ведь убийство-то вполне могло и из ревности быть!
Глава 4
Свой «Восход» Владимир Андреевич теперь оставлял под навесом. Хозяйка дома, тетя Глаша, у которой следователь снимал комнату, раньше держала корову и под навесом развешивала для просушки сено. Нынче же, в свете последних постановлений партии и правительства, буренку стало держать накладно, вот и пришлось сменить на козу. А коза — не корова, сена столько не ест. Вот и осталось место для мотоцикла. Ну, чтобы не под дождем.
— Владимир Андреевич! Завтракать идите! — пожарив глазунью с салом, тетя Глаша стукнула в комнату постояльца.
Тот тут же откликнулся:
— Спасибо! Иду.
Отказываться было нельзя — обида. Опер Игнат строго-настрого предупредил.
Сквозь распахнутое настежь окно на кухню заглядывало солнце. Стоявшие на подоконнике цветы в разномастных горшках отбрасывали на стол причудливые угловатые тени. В углу, у печки, мурлыкая, лакала молоко кошка.
— Ох, быстро же вы управились, Глафира Ивановна! — следователь вымыл под рукомойником руки, уселся за стол. — Ну, тут на пятерых, не иначе!
— Кушайте, кушайте! — Тетя Глаша — румяная женщина лет пятидесяти с круглым добродушным лицом — подвинула поближе к гостю изрядных размеров сковороду. Озерск населяли в основном выходцы из близлежащих деревень, а кто же в деревне из отдельной тарелки ест? Только все вместе, из одной сковородки. Да и щи хлебали — из общей миски.
— Вот, сметанку берите. Вчера в раймаг привезли — так сразу очередища!