Ему вдруг становится все равно, как становится все равно после борьбы с чешуйчатыми руками, человеком, пытающимся убить тебя в обсидиановой смердящей жиже.
Он почти не может вспомнить видел ли сегодня Алену или что-то кроме этого.
Существует ли что-то кроме этого…
Отвечая ему, впереди слышится тихий рык и тяжелое дыхание.
Матвей равнодушно приподнимает голову, чувствуя на щеке прилипший песок, а на шеи – синяки, ловит светящиеся точки чужих разумных глаз. Это не человеческие глаза – у Ипсилона они не блестели ярко-желтым.
Вдруг Матвей понимает, что ярко-желтым – похожим как две капли воды на выныривающие огоньки – подсвечен весь берег. Не пытаясь сообразить, мужчина со стоном поднимается на ноги.
Глаза не обманули – на берегу желтая россыпь внимательно следит за человеком.
Паразиты тихо рычат, обнажая почти невидимый в темноте белесый оскал. Это не животное предупреждение, говорящее: ни шагу дальше, не тронь меня – оно было больше похоже на чествующее самодовольство.
Матвей делает шаг вперед, выбирается на сухую землю.
– Что это такое? – оглядывается он.
Всплески слышны совсем рядом.
Ипсилон что-то кричит.
– Что это такое? – повторяет Матвей.
Паразитов на берегу сотня, а может – тысяча.
Матвей проглатывает сердце, опуская его обратно к груди.
Торопливые шаги позади, Ипсилон прыгает на спину.
С высоты собственного роста Матвей падает, вскользь зацепившись взглядом за приближающуюся землю, ударяется лицом.
Вспышка боли затмевает сознание, и оно отключается.
Из дремы его выдернула жгучая боль на лбу и на брови.
Перед глазами мельтешат черные точки, как надоедливые мошки в знойный день.