Мистер Уайт не услышал вопля жены, он слегка улыбнулся, вытянул вперед руки, как слепой, и, потеряв сознание, рухнул на пол.
Мистер Уайт и его жена похоронили своего покойника на новом кладбище, находившемся примерно в двух милях, и, удрученные, безмолвные, возвратились домой.
Все произошло так быстро, что вначале они не вполне осознали случившееся и словно ждали, что вот-вот произойдет что-то такое, что принесет им облегчение. Но дни шли, и ожидание сменилось покорным унынием, тем безнадежным унынием стариков, которое иногда называют апатией. Они почти не разговаривали, потому что не о чем было им говорить, дни тянулись для них бесконечно и утомительно.
Неделю спустя мистер Уайт, внезапно проснувшись ночью, протянул руку и убедился, что он лежит один. В комнате было темно, он услышал у окна сдерживаемый плач. Прислушиваясь, он приподнялся в постели.
— Иди ляг, — сказал он нежно. — Ты простудишься.
— Моему сыну еще холодней, — сказала миссис Уайт и еще пуще расплакалась.
Ее всхлипыванья слышались мистеру Уайту все глуше. Постель была теплая, глаза его слипались. Вдруг его разбудил отчаянный крик жены.
— Обезьянья лапа! — кричала она, как безумная. — Обезьянья лапа!
Мистер Уайт в тревоге сел.
— Где? Где она? Что случилось?
Жена подошла к нему.
— Дай ее мне. Ты ее не выбросил?
— Она в гостиной, на полке, — с удивлением ответил он. — Зачем она тебе?
Смеясь и плача, жена наклонилась, чтобы его поцеловать, и с истерическими рыданьями сказала:
— Я только сейчас подумала... Почему я раньше не подумала? Почему ты не подумал?
— Подумал о чем? — спросил он.
— О двух оставшихся желаниях, — быстро проговорила она. — Мы же высказали только одно.
— Разве его недостаточно?
— Нет, недостаточно! — воскликнула она торжествующе. — Мы попросим еще. Быстрей возьми ее и попроси, чтобы наш сын ожил.
Муж, весь дрожа, сел в постели.