К усадьбе Кутасовых вела одичавшая, но все еще очень красивая липовая аллея, на мгновение залюбовавшись, Анна даже забыла о своих душевных терзаниях и сжала руку Миши. Свою руку он не убрал, но и не улыбнулся в ответ.
Дом к их появлению и в самом деле привели в порядок, по крайней мере, то крыло, в котором им предстояло жить, но едва уловимый запах сырости, наспех вымытые окна и пыльные бархатные портьеры красноречиво говорили о том, что усадьба пустует уже несколько лет.
– Приберемся, барыня. – Клавдия, рослая, пышнотелая женщина, улыбалась Анне простоватой улыбкой, мяла в красных, натруженных руках передник. – Мы с Василием, мужем моим, все эти годы приглядывали за домом, чтобы все в лучшем виде, если вдруг гости. Но усадьба большая, тяжко двоим-то, так что не обессудьте, завтра же все приберем, обустроим. А пока извольте ужинать, я еще при покойном Савве Сидоровиче на кухне работала, он покушать любил.
Есть Анне не хотелось, ей хотелось тишины и уединения, но и от Клавдии, явно соскучившейся по общению, просто так не отмахнешься. Поэтому от ужина она отказалась, но попросила показать ей ее комнату и сам дом, в глубине души надеясь, что Миша составит ей компанию, но Миша отказался, сразу же ушел к себе.
Ее комната располагалась на втором этаже, была она светлой и уютной, с выходом на балкон, с которого открывался удивительный вид на парк и часовую башню.
– Августа Берга работа. – Клавдия поймала взгляд Анны. – Наблажил в свое время, понастроил башен. На Стражевом озере так целый маяк. Вы были на озере, барыня?
– Нет. – Анна вдохнула сладкий, наполненный ароматом зацветающих лип воздух.
– И не надо, нечего вам там делать.
– А в башню можно подняться? – Ей и в самом деле хотелось в башню. Там должен быть часовой механизм, а ко всякого рода механизмам Анна питала несвойственную девицам слабость. Тетя Настя говорила, что это у нее от отца.
– Не знаю. – По лицу было видно, что идея эта Клавдии не по душе. – Башня давно заперта. А что вам там смотреть? Статуи эти страшенные? Я один раз увидела, так потом три ночи уснуть не могла. Придумают же люди такое!
– Какие такие статуи, Клавдия?
– Механические. Когда башенные часы еще работали, статуи начинали кружиться под бой часов, с земли их было видно. Дама и кавалер еще ничего, красивые, а чудище – без страху не глянешь. – Клавдия перекрестилась.
– А что с механизмом? – спросила Анна.
– Сломался, кажись. Давно уже. Саввы Сидоровича дочка, тоже покойница, башню велела заколотить и ключ выбросить. Не нравилась ей башня.
– И что же, нет запасных ключей?
– Отчего же нет? Где-то есть. Если хотите, скажу Василию, чтобы поискал.
– Хочу.
Не было раньше в жизни Анны таких уж особенных душевных терзаний, жизнь ее была спокойной и радостной, но когда случались неприятности, она спасалась от хандры в мастерской, посреди механизмов и инструментов. Мастерская у дяди Вити была знатная, и Анну пускали туда с самого детства, хоть тетя Настя и переживала за ее безопасность. А сейчас вот неприятность случилась посерьезнее, и душевные терзания отнюдь не детские, самое время занять работой голову и руки, привести мысли в порядок.
– Завтра. Сегодня уже поздно, в башне темно, упаси господь, поранитесь или упадете. – Клавдия снова перекрестилась и тут же торопливо добавила: – Хорошо, что вы приехали. Дому плохо без людей, уж мы с Василием стараемся, но что можно сделать-то в четыре руки? Силы остаются только на дом, а парк, сами видите, дичает. Раньше-то красота была, а теперь без настоящего хозяина… – Она обреченно махнула рукой.
– А где сейчас Август Берг? – спросила Анна, любуясь башней. – Жив еще?