На мгновение Климу показалось, что Кутасова огреет дядюшку веером, но на его защиту неожиданно встал Всеволод, сказал примиряюще:
– Ваша правда, мастер Берг! Матушка, не для того мы тут собрались, чтобы поминать прошлое, не стоит омрачать этот чудесный вечер печальными воспоминаниями! Давайте-ка лучше пройдем в столовую, стол уже накрыт!
Если Матрена Павловна кому-то и не могла отказать, так это своим детям. На Всеволода она посмотрела с мягкой укоризной, а дядюшке погрозила пальчиком, мол, не зарывайся, старый плут, не зарывайся! Тот покаянно пожал плечами, бросил быстрый взгляд на Анну Шумилину и шаркающей, стариковской походкой побрел в столовую.
В столовой Матрена Павловна привычно заняла место во главе стола, Коти Кутасова так же привычно утвердилась напротив, уперлась острыми локтями в столешницу, на главную свою соперницу посмотрела с вызовом. Клим хотел было пристроиться рядом с дядюшкой, за ужином расспросить того о делах давно минувших дней, но на соседний стул с тихим вздохом присела Натали Кутасова. По удовлетворенному взгляду Матрены Павловны стало очевидно, что действует девица по маменькиному наущению, но вот добровольно ли – большой вопрос. Как успел заметить Клим, симпатии Натали были отданы аполлоноподобному Сержу. Впрочем, заметил это не только он, Пилипейко тут же помрачнел лицом и сжал в кулаке салфетку.
А дядюшке досталось место напротив Клима, рядом с баронессой и господином Шульцем. На баронессе нынче была маска из серебряной парчи, оставляющая открытой лишь нижнюю часть лица. По выражению синих глаз было не понять, о чем она думает и как относится к происходящему.
Анне досталось место между Подольским и Климом. Климу показалось, что соседству этому она не рада, как и всему происходящему. От пережитого унижения – а это явно было унижение – она уже немного отошла, но лицо ее оставалось напряженным, из чего Туманов сделал вывод, что графиня Шумилина, дочь государственного преступника и местной юродивой, не собирается расслабляться ни на секунду. Она слегка пригубила шампанское и почти не притронулась к еде, на Подольского, увлеченного беседой с Всеволодом, поглядывала с плохо скрываемым отчаянием, на Клима – и вовсе с отвращением.
Остальная публика, что хозяева замка, что их гости, не скрывали своего любопытства. Ситуация, в которой оказалась Анна Шумилина, виделась им как минимум пикантной. Куда пикантнее событий давно минувших дней. Вот сидит опороченная, потерявшая честь девица, по правую руку от нее – жених-рогонесец, по левую – коварный соблазнитель. Ни стыда у нынешних девиц, ни совести! Сразу видна порченая кровь! И ведь хватило наглости явиться в приличное общество!
Клим был уверен, что так думает большинство гостей. Думать-то думали, но попасть в опалу ко всесильной Матрене Павловне опасались, поэтому благоразумно помалкивали. Но были за столом и те, кому позлить Матрену Павловну и подлить масла в огонь казалось за счастье. Коти Кутасова с первого вечера знакомства рвалась в бой, но, кажется, только теперь случился ее звездный час.
– Анна Федоровна, – сказала она излишне громко, нарочно, чтобы привлечь внимание сидящих за столом. – А как ваше самочувствие?
– Спасибо, все хорошо. – Девчонка отложила вилку, наверное, затем, чтобы не было видно, как дрожат ее пальцы.
– Слава богу! – Коти театральным жестом прижала ладонь к сердцу, и Климу подумалось, что актрисой она была весьма посредственной. – А то мы здесь, на острове, так переживали, так переживали! Жених ваш, – она бросила быстрый взгляд на Подольского, – потерял покой и аппетит.
– Оно того не стоило. – Анна улыбнулась вежливо-холодной улыбкой. Таким улыбкам ее, наверное, тоже научили в пансионе для благородных девиц. – Вы зря переживали.
– Ну как же зря? Как же зря! – Коти всплеснула руками. – Вот я слышала, что жизни вашей угрожала великая опасность, что не окажись той ночью в вашей комнате Клима Андреевича, могло случиться страшное. Но господин Туманов, как верный рыцарь, спас прекрасную даму! Подхватил на руки ее бездыханное и, говорят, совершенно обнаженное тело, отнес к доктору…
Коти Кутасова многозначительно замолчала, и над столом повисла тяжелая тишина. В тишине этой Клим слышал собственное дыхание. А девчонка не выдержала, все-таки не научили ее держать удар в пансионе для благородных девиц. Она порывисто встала, так, что столовые приборы со звоном упали на пол, наверное, приготовилась с позором бежать с острова. А то и вовсе топиться. С юной опороченной барышни станется…
Клим вздохнул, тоже встал, но не порывисто, а неспешно, крепко сжал ледяную ладонь Анны Шумилиной, а потом и вовсе приобнял за плечи. В иной ситуации она бы непременно вырвалась да еще и пощечин надавала, но сейчас, видно, растерялась. Да и смотрела она не на Клима, а на Подольского. Рассчитывала найти в нем поддержку? Какая беспечная наивность…
– Мадам Кутасова, – голос Клима звучал мягко и ласково. Эта мягкость обманула Коти, заставила ее расплыться в кокетливой улыбке. Улыбка эта сделала ее некогда красивое лицо безобразным, и Клим поморщился, – вы дама, и поэтому я прощаю вам вашу глупость. – Улыбка Коти поблекла. – Но я настаиваю на том, чтобы вы извинились перед Анной Федоровной за те грязные инсинуации, которые себе позволили.
Плечи девчонки напряглись, но вырваться она не пыталась, и взгляд с Подольского перевела на него, Клима. Во взгляде этом не было благодарности – одно лишь недоуменное непонимание.
– Позвольте, Клим Андреевич! – В защиту маменьки выступил Серж. – Отчего же моя матушка должна извиняться? – Он даже попытался встать из-за стола, но Коти испуганно вцепилась в рукав его пиджака, заставляя оставаться на месте. А дремавший все это время Антон Сидорович встрепенулся, посмотрел непонимающе сначала на супругу, потом на пасынка.
– Ваша матушка должна извиниться за клевету, – ответил Клим как можно вежливее.
– А в чем, по вашему мнению, заключается клевета? – Кивком головы, непримиримым и щегольским одновременно, Серж отбросил со лба прядь волос. – Уж не в том ли, что графиня Шумилина, будучи помолвлена с другим, пустила вас посреди ночи в свою спальню?