РазNообразный Наполеон

Сторонников «идеологического подхода» гораздо больше. Да все же лежит на поверхности! Все просто, по-военному. «Егерь» – идет в атаку, «Кирасир» – отступает. «Егерь» – символ великой славы, «Кирасир» – страшного поражения, катастрофы. Трудно возразить.

Но можно и взглянуть по-другому. «Егерь» – буйство цвета. Богатейшая палитра! «Кирасир» – сдержанный, мрачный, контрастный. Позже сам Жерико скажет: «Чем больше на картине оттенков черного – тем выше ее художественная ценность». Он хотел показать контраст? Что он умеет и что-то другое?

Все теории имеют право на жизнь. Но почему «Кирасир» мне нравится больше, чем «Егерь»? «Егерь» поражает яркостью, «Кирасир» сразу заставляет думать.

Если бы не название – вы бы ни за что не догадались, что кирасир ранен. Ни одного пятнышка крови. Жерико сделал это вполне умышленно. Кровь – для «классиков», грязь на кирасе и рейтузах – для реалистов. Жерико создает романтический образ. Один из первых во французской живописи, как считают искусствоведы.

С кровью, страданиями на лице все было бы проще и понятнее. А здесь… Почему кирасир гигантского роста? Что хотел сказать художник? Или ему просто так захотелось? Или вот еще. Куда он смотрит? Боится, что его будут преследовать враги? Может, собирается вернуться к боевым товарищам? Или этот взгляд, устремленный то ли в небо, то ли на поле брани, и есть то самое прощание с эпохой? Наверное, Жерико думал о многом. Нарисовал – так.

…Они висели рядом. «Егерь» и «Кирасир». Два года назад «Егерь» вызвал восхищение, сейчас «Кирасира» подвергли жесткой критике. «Слишком много черного…» Именно это и говорили. Все дело в настроениях нации, тяжело переживавшей крах Империи? Ну зачем он повесил их рядом?!

Многие объясняют провал «Кирасира» «неудачным» соседством. Еще больше тех, кто рассуждает о том, как Жерико «передал свои чувства». Представителя поколения, выросшего на победах Наполеона, а теперь испытывавшего невыносимую горечь утраты. Не про Жерико, уверен.

Он очень своеобразный человек. Кавалеристами восхищался, а в армию не пошел. В 1811-м отец оплатил ему «заместителя». Была такая практика в годы Империи. А в конце 1814-го отправился служить… королю. Поступил в мушкетерский полк, сопровождал Людовика XVIII во время его бегства из Парижа во время «Ста дней». Гибель империи для него точно не трагедия. Для него лично.

Но он – художник. Он чувствовал эпоху. И нарисовал «Раненого кирасира». Который с виду и не ранен вовсе. Нервного коня удерживает уверенно, палаш тоже держит крепко. Никакого испуга на лице. Небо – да, тревожное. Все вместе называется «одним из первых манифестов французского романтизма».

…Жерико все же хотел создать «большое батальное полотно». Про отступление французов из России. Хорошо, что не написал. У него своя баталистика. Один человек, одна лошадь. «Егерь», «Кирасир»… Мне больше нравится «Кирасир».

«Родственник» Шерлока Холмса. Орас Верне

«…Эта склонность у меня в крови, и идет она, должно быть, от бабушки, которая была сестрой Верне, французского художника. Артистичность, когда она в крови, закономерно принимает самые удивительные формы».

В рассказе «Случай переводчика» Шерлок Холмс рассказывает доктору Ватсону о том, что состоит в родстве с семьей знаменитых французских живописцев. Вполне себе реальной, хотя великий сыщик – персонаж вымышленный. С чего вдруг Конан Дойлу захотелось вписать в биографию Холмса такой поворот?

Литературоведам было несложно установить, что «бабушкой Холмса» могла быть сестра Ораса Верне (1789–1863), самого известного представителя династии французских художников. И выбор Конан Дойла легко объяснить. Верне был необыкновенно популярен, рисовал батальные сцены и много путешествовал. Война и приключения – это то, что нравилось самому писателю.

К тому же Холмс в своем деле просто художник. Так мы оцениваем его мастерство. И уже как настоящий художник он видит картину в целом, замечает мельчайшие детали, все то, на чем взгляд простоватого Ватсона, а тем более напрочь лишенного воображения Лестрейда, и не задержался бы. Конан Дойл – прекрасный писатель. Он придумал ход и сделал грамотный выбор. «Брат бабушки Холмса» очень, очень хорош. Впрочем, «тему родственников» придется развить.

«Я – как великий дофин. Сын короля, отец короля, но сам – никогда не король». Мы не знаем, сказал ли это отец Ораса Верне, Шарль Верне (1758–1836), с горечью или с гордостью. Сам Шарль Верне – сын одного из лучших пейзажистов XVIII века, Клода Верне. Орас Верне – выдающийся мастер батальной живописи. Что касается Шарля Верне…

Его часто называют историографом наполеоновской армии. Согласно легенде, Шарль Верне сопровождал армию едва ли не во всех главных кампаниях. Он также нарисовал много картин на тему «Жизнь Наполеона и его двора». Некоторые искусствоведы считают Шарля Верне новатором, первым, кто поместил зрителя в самый центр баталии. А как он рисовал лошадей! И все же, и все же…

Он действительно не был «королем». В его картинах мало оригинальности и вдохновения. Они и однотипны, и холодноваты. Их много, но в них мало души. Однако Шарль Верне – художник, безусловно, талантливый. Рисовальщик – просто изумительный. И он стал отличным учителем для своего сына, Ораса. Дар которого гораздо ярче, чем у отца.

Здесь, впрочем, стоит сразу отметить одну очень важную вещь. Орас Верне – человек феноменальных способностей и разносторонних интересов. Знаток и любитель Востока. Путешественник. Очень, очень влиятельный дипломат. Кто-то говорит, что, мол, и шпионом он был способным. Так ведь дипломаты во все времена наполовину шпионы. Или разведчики, это смотря с какой стороны смотреть. В любом случае Орас Верне особо преуспел именно на ниве так называемой тайной дипломатии.

«Черт бы побрал этот Север и этих мужиков!.. У меня только одно желание – вернуться домой».

Это отрывок из письма Верне жене, написано в Санкт-Петербурге. Он не раз бывал в России, в том числе с деликатными дипломатическими миссиями. А художник-дипломат, кстати, не такая уж и редкость. Великий Рубенс, например, считался прекрасным «переговорщиком». Популярность его картин тому немало способствовала. Так, собственно, было и с Верне.