РазNообразный Наполеон

– Ваше величество желает, конечно, превосходных спектаклей?

– Да, чтобы это были наши самые лучшие пьесы.

– Ваше величество, можно было бы дать «Аталию» (последняя трагедия великого Расина. – М. К.)?

– «Аталия»! Фу! Вот человек, который не может меня понять. Разве я еду в Эрфурт для того, чтобы вбить в голову этим немцам какого-нибудь Иоаса (один из героев пьесы Расина. – М. К.)? «Аталия»! Как это глупо! Ну, довольно, мой милый Дазенкур. Предупредите своих лучших трагических актеров, чтобы они приготовились к поездке в Эрфурт, а я дам распоряжение о дне вашего отъезда и о пьесах, которые должны быть сыграны. Идите… Как эти старые люди глупы! «Аталия»! Правда, это моя ошибка, зачем мне с ними советоваться? Я ни у кого не должен спрашивать совета.

Талейран присутствовал при разговоре и – редкий случай – у него не было повода приукрашивать историю. Хотя… Зачем ему понадобилось так подробно (несколько страниц) расписывать «театральный сюжет»? Причина имелась.

Можно сказать, что Талейран показывает императора как правителя, для которого не существовало мелочей. А можно – что как человека мелочного и авторитарного. Дипломат. Понимайте, как хотите.

…6 сентября 1793 года в состав Комитета общественного спасения, того, что позже назовут Великим, вошел сорокачетырехлетний Колло д’Эрбуа. Актер и драматург. Пьесы д’Эрбуа уже никто не помнит, его игру на сцене – тем более. Но каждый студент истфака знает, что бывший актер – один из самых кровожадных якобинских вождей, «прославившийся» массовыми казнями в Лионе.

Почему я вспомнил про Колло д’Эрбуа? Дни свои он закончил плохо, хоть и не на гильотине, а на каторге. Став членом «Великого комитета» театром перестал интересоваться сразу, нашел более интересное занятие. Суть же в том, что в годы революции не слишком удачливый актер вполне мог сделать успешную политическую карьеру. Во времена консульства и Империи – вряд ли.

Наполеон опирался прежде всего на профессионалов. Он не стал бы давать советы врачу или строителю. Но искусство… Здесь он считал себя достаточно компетентным. Он легко мог превратить дело вкуса в дело государственное. Собственно, именно так он и поступал.

…24 декабря 1800 года было совершено самое серьезное из покушений на жизнь Наполеона. Взрыв «адской машины» на улице Сен-Никез. Первый консул и члены его семьи не пострадали лишь благодаря случайности. Они ехали в оперу, и Бонапарт все же послушал ораторию Гайдна. Причем, как вспоминают современники, сидел на представлении с «невозмутимым лицом».

Повлияла ли эта история на его отношение к театру? Если только отчасти. Театр он стал посещать реже, но, как утверждают современники, не менее одного раза в неделю. Иногда даже заставал врасплох актеров, неожиданно появляясь на репетиции.

У Наполеона есть некая картина и свой подход. Основанный не только на предпочтениях, но и на умении извлекать уроки. Нравится это кому-то или нет, но понимание того, от какого наследства стоит отказываться, – одна из сильных сторон Наполеона-правителя.

Какой театр достался ему после Великой революции? Разумеется, донельзя политизированный. Революция уничтожила деление театров на привилегированные и непривилегированные, отныне можно было открывать и частные театры. Введено авторское право, цензуры, считай, нет. Или есть?

Настроениям революционного зрителя нужно отвечать. Премьера пьесы Мари-Жозефа Шенье «Карл IX» состоялась 4 ноября 1789-го года, революция началась лишь несколько месяцев назад. Людовик XVI еще владыка Франции. Каждый выпад в сторону королевской власти вызывает восторг. Мирабо дает знаки, когда начинать рукоплескать, Дантон говорит, что пьеса «уничтожит монархию». Бурные и продолжительные аплодисменты!

Все это, конечно, прекрасно, но следим за развитием событий. Старые, классические пьесы, того же Мольера, еще идут, но уже не все. Запретили, например, «Проделки Скапена». И все пьесы, где «хозяева бьют слуг». Аристократические титулы тоже безжалостно вычеркивают. Теперь ведь все – граждане.

С приходом к власти якобинцев театральная жизнь стала еще веселее. В прямом смысле слова. Сатира – оружие революционеров! Ставят в основном небольшие агитационные пьесы на злобу дня. Гражданам нравится, это то, что они хотят видеть. В театральных труппах – расколы по «политическому принципу». Во времена термидорианцев мало что изменилось, да и драматургия их мало волновала. Вряд ли такой театр мог понравиться Наполеону. Только ли потому, что в нем было слишком много свободы?

С темой свободы покончим так же быстро и решительно, как Наполеон. Цензура? Разумеется. Он очень внимательно следил и за деятельностью драматургов, и за репертуаром практически всех «главных театров». Привела ли подобная деятельность к тому, что театр его времени, как считают многие, превратился в «зеркало лести»?

При авторитарном режиме, а его режим таким и был, появление такого «зеркала» вещь практически неизбежная. Императора есть за что «безудержно хвалить» – аргумент слабый. Критиковать-то он не особо разрешал. И сейчас самое время сделать неутешительный вывод: правление Наполеона – плохое время для французского театра. При всей справедливости подобного утверждения оно все же слишком упрощенное.

Театр – одна из немногих вещей, которые действительно увлекали Наполеона. В отличие, скажем, от живописи. Ему нравилось читать пьесы, он с легкостью воспроизводил текст многих из них. И ведь он никогда не запоминал то, что не было ему интересно по-настоящему.

А разве Наполеон виноват в том, что новый Корнель в период его правления не появился? А он ждал, очень ждал. Неужели лишь для того, чтобы кто-то достойно прославил правителя и его деяния?