— Это довольно сложно. Деньги побуждали. Секс. Злоба. Под конец меня охватывали просто безудержные порывы. И знаете, вид этих женщины подчинял меня больше, чем я подчинял их себе.
Саймонис рассказал про прилив адреналина, который он ощущал, вламываясь в дом, заметив, что возбуждение усиливал риск того, что его поймают. По его словам, это была игра в кошки-мышки с полицейскими. Он менял города, машины, выбрасывал старую одежду, чтобы не оставлять улик.
— Я просто кайфовал от того, что проникаю в чужой дом, — продолжал Саймонис. — И чем больше была опасность быть пойманным, тем больше было возбуждение. Это невероятно заводило. И это был другой кайф, отдельный от сексуального. Они были как бы синхронными.
— А ты когда-нибудь испытывал чувство вины за содеянное?
— Всегда, особенно после эякуляции. Мне становилось грустно.
— Ладно. Но все же, зачем такая жестокость? — спросил Лэннинг. — Ты душил женщин, избивал их, специально делал им больно.
— Ну да, но мне все равно было их жалко. Понимаете, я хотел… — Саймонис на секунду замолчал, будто вспоминая. — Вот что: я там натворил столько всяких бед и все же временами делал что-нибудь, чтобы облегчить страдания и боль, ведь мне не хотелось обижать их. Да, наверное, это звучит противоречиво, вроде бы я приходил, чтобы причинить боль, и при этом делал что мог, чтобы облегчить ее.
— Ты когда-нибудь просил прощения за то, что сделал?
— Да, но это тоже непонятно. Скажем, дам одной с разворота, а потом извиняюсь, что другую изнасиловал. Я даже бывал мил и чирикал с ними. Но все это так сложно, много всего, что я просто не понимаю. Так, не понимаю, почему я делал какие-то вещи, почему кого-то насиловал, избивал, почему кого-то прижигал и почему был мил с одной, а не с другой… Просто не понимаю. Зато понимаю, что все это бессмыслица.
Пока агенты беседовали с Саймонисом, я встречалась с его жертвами. Было совершенно очевидно, что, подобно большинству серийных преступников, у Саймониса были «предпочтения». Всем жертвам было около тридцати, и в большинстве своем это были привлекательные состоятельные женщины из зажиточных районов. Некоторые были замужем или состояли в серьезных отношениях, а в некоторых случаях нападению подверглись компании подружек или соседок. Мои собеседницы испытывали облегчение, когда узнавали, что Саймонис в тюрьме.
Одна из жертв рассказала, что они с мужем и дочерью готовились к отъезду в отпуск и сновали между домом и гаражом, загружая чемоданы в машину. Внезапно женщина поняла, что супруг и дочь перестали помогать, и пошла в дом, чтобы узнать, куда они пропали. Но только она вошла в кухню, как ее схватили за горло, а у своего виска она ощутила холодное дуло пистолета. Обернувшись, она увидела мужчину в черной маске с прорезями для глаз, носа и рта. Он приказал ей раздеться. Потом заставил дрожащую обнаженную женщину совершать с ним развратные действия на глазах у мужа и дочери, после чего изнасиловал на холодном кафельном полу.
В другом случае насильник вломился в дом, обнаружил в нем присматривавшую за ребенком хозяев тринадцатилетнюю девочку и принудил ее к оральному сексу. В надежде отпугнуть его она сказала, что это дом полицейского, но это лишь раззадорило преступника. С улыбкой он сказал, что с удовольствием подождет хозяев. Когда примерно через час супруги вернулись домой, преступник заставил их сковать друг друга наручниками, а затем принялся насиловать жену. Внезапно разъярившись, Саймонис начал зверски бить женщину в грудь. Причиненные увечья были настолько серьезными, что впоследствии ей пришлось ампутировать обе груди.
Беседы с жертвами Саймониса дополнительно подкрепили ряд практических выводов моего самого первого исследования по теме изнасилования, в частности, о том, что это явление обусловлено стремлением к контролю. Но сейчас, с учетом более развернутых представлений, полученных в процессе исследования серийных убийц, я смогла продвинуться в своем понимании немного дальше. Я осознала, что преступник преследует двоякую цель: он хочет установить как физический, так и сексуальный контроль. Поистине ужасные и болезненные воспоминания этих жертв пролили свет на то, как это происходит. Подобно Саймонису, некоторые преступники обретают контроль путем прямой конфронтации. Например, в ходе внезапного нападения с применением грубой физической силы. Другие используют вербальные уловки вроде угроз или запугивания. В обоих сценариях преступник получает сексуальный контроль над жертвой насильно. Два различных подхода для получения одного и того же результата.
Первый из этих двух подходов я отнесла к категории блицизнасилований. Они происходят «ни с того ни с сего» и при минимальном предшествующем взаимодействии преступника и жертвы, а зачастую и вообще без такового. Жертва живет своей обычной жизнью, которая внезапно разрушается за считаные секунды. Как сказала одна 31-летняя девушка: «Он подошел сзади. Возможности вырваться не было никакой. Все случилось так быстро, как будто тебя молнией ударило».
С точки зрения жертв, появление агрессора выглядит беспричинным и необъяснимым. Он является внезапно и тут же насилует. Налицо высокая степень анонимности обеих сторон. И жертва выбирается случайно, и преступник прилагает все усилия к тому, чтобы оставаться анонимным. Часто агрессор бывает в маске и перчатках или же прикрывает жертве лицо. В большинстве случаев жертвы блицнасильника просто оказываются в неподходящем месте в неподходящее время.
Второй, в большой степени вербальный, подход я отнесла к категории насильников-аферистов. Их отличительной чертой является коварство. Этот человек использует ложь и провокацию для принуждения к нежелательному половому сношению. Обычно нападению предшествует хотя бы минимальное общение между преступником и жертвой. Иногда преступник уже знаком с жертвой, а в некоторых случаях ранее состоял с ней в формальных отношениях. Насильник-аферист обычно заводит разговор с жертвой и старается заручиться ее доверием, которое в конечном итоге обманывает. Например, он может предложить помощь или попросить о ней, пообещать нужную информацию, работу, деньги или наговорить любезностей.
На первый взгляд могло показаться, что Саймонис, скорее, относится к категории насильников-аферистов. Но, ознакомившись с записью его беседы с Хэйзелвудом и Лэннингом, я поняла, что со временем Саймонис все больше и больше склонялся к повадкам блицнасильника. Внезапность и «игра в кошки-мышки» стали важными ритуальными элементами его нападений. Для «Насильника в лыжной маске» эта ритуальность имела особую важность. Дуглас помог прояснить наши наблюдения, назвав эту составляющую преступного поведения «почерком». Он считал, что это — часть способа совершения преступления. Но если способ совершения преступления серийником может изменяться по мере совершенствования его навыков, то почерк остается неизменной особенностью.
— Вы правы в том, что это своего рода ритуал, — сказал Дуглас. — Это что-то, что необязательно для успешного совершения преступления, но приносит преступнику удовлетворение.
— Давай-ка уточним, — вмешался Хэйзелвуд. — Если способ говорит нам об особенностях преступного поведения, то почерк свидетельствует о фантазиях, обусловивших это поведение?
— Это похоже на персонацию, — сказала я.
ebooksa