Катя. Я вчера занята была.
Мария Петровна
Катя. Думаю.
Мария Петровна. А вы думаете, что хорошо думать? Иногда самое лучшее – не думать. А взять – да и сделать. Я, если хотите знать, женщин так знаю, как никто не знает. Пока примерку делаешь, всю душу из заказчицы вывернешь. А иная и молчит, а я все равно все вижу. Вот теперь вам жакет перешиваю; стала булавками накалывать, сразу вижу – похудели. Вы молчите, а знаю: изводитесь.
Голубь
Мария Петровна. Всегда вы так, Николай Семенович. Влетите – и сразу какую-нибудь грубость! Пользуетесь тем, что не сержусь, что добрый человек.
Голубь. Ничего вы не добрая, а просто не сердитесь потому, что я вам как мужчина нравлюсь. И ждете, когда предложение сделаю. А я не сделаю.
Мария Петровна. Невозможный вы человек, Николай Семенович!
Голубь. Наоборот! Вполне возможный. Хуже бывают.
Мария Петровна. Едва ли!
Катя. Спасибо.
Мария Петровна. Шьете только больно редко.
Голубь. Прощай, ангел!
Катя. Ох и грубиян же вы, дядя Коля. И как она только терпит?
Голубь. А я ей правда как мужчина нравлюсь. Дай ей волю – раз-два, и окрутила бы меня; еще и перед заказчицами зеркало бы держать научила, и на ножной машине строчить!
Катя
Голубь. Да разве я спорю? Конечно, добрый. Мужа по доброте душевной до того лекарствами залечила, что он по целым суткам все губами шлепал
Катя. Причем это?