Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы

Харитонов. Опять?

Мария Николаевна. Да.

Харитонов (тихо). Маша, поди сюда. Ты была у Сафоновой?

Мария Николаевна. Была.

Харитонов. Говорила все, что я велел?

Мария Николаевна. Говорила.

Пауза.

Противно мне это.

Харитонов. Противно? А если я буду убит, тебе не будет противно?

Мария Николаевна. При чем тут ты?

Харитонов. Очень просто. Ты завтра же пойдешь к ней опять и упомянешь, между прочим упомянешь, что мне надоели немцы, что я их не люблю и боюсь. Что я был не рад, когда меня назначили городским головой. Поняла?

Мария Николаевна. Поняла. Только зачем тебе все это?

Харитонов. Затем, что это правда. Затем, что я предпочел бы сидеть весь этот месяц в подвале и не трястись за свою шкуру. Я больше чем уверен, что к этой старухе ходят… Да-да, партизаны. Немцам она все равно не скажет, что я их не люблю, а им, этим, может быть, и скажет. В Херсоне уже убили городского голову…

Мария Николаевна. Боже мой! Чем весь этот ужас, бросили бы все и ушли, как я говорила, куда-нибудь в деревню, спрятались бы.

Харитонов (шипящим, злым голосом). Куда спрятались бы? А вещи? Мои вещи без меня всегда вещи, а я без моих вещей – дерьмо. Да-да, дерьмо, нуль. Понятно тебе, дура?

Кто-то стучится в сенях.

Пойди открой.

Мария Николаевна выходит и сейчас же возвращается обратно. Вслед за ней идет Марфа Петровна – вне себя, простоволосая, со сбитым набок платком.

Марфа Петровна. Изверги!

Харитонов. Тише.