Том 2. Дни и ночи. Рассказы. Пьесы

Греч. Да. Можете мне поверить. Вы в общем-то еще девочка, а я уже не молода и, главное, прожила не слишком счастливую жизнь…

Оля. У меня тоже бывало горе. То есть сначала – наоборот, казалось, что это счастье и что оно только-только начинается. А потом вместо этого началась война. И когда я провожала его на фронт, и был черный, черный вокзал, и так все было страшно там, куда он ехал, что я в последнюю минуту вдруг крикнула ему, чтоб он возвращался скорей, что я выйду за него замуж, что я была дура, что мне стыдно, что я сделаю это в тот же день, как его увижу! Он меня обнял, поцеловал и потом, знаете, так улыбнулся, так ужасно грустно улыбнулся, как будто он уже большой и где-то далеко от меня… И я поняла, что никогда его больше не увижу.

Греч. А потом?

Оля. Потом? Потом он погиб, через месяц. О нем писали тогда, а потом забыли. Только его мать помнит и я. И вот Сережа, – вы его видели… Мы все вместе учились.

Греч. Вы все еще любите его?

Оля. Не знаю. За эти три года за мной несколько раз ухаживали и говорили, – ну, что говорят, вы же знаете, – а я слушала все это и вспоминала, как он мне тогда улыбнулся, и мне это мешало ответить. Отец меня даже синим чулком прозвал.

Греч. Глупости.

Оля. Что глупости?

Греч (прохаживаясь по комнате). Синий чулок – глупости. Не слушайте его.

Оля. А иногда вдруг хочется, чтобы ничего этого не было, как будто я только сегодня родилась и ничего не помню.

Тетя Саша (входя). Оля! Мальчонку-то где положим? Решать надо. Да и белье-то постельное чтой-то не найду у вас.

Оля. Сейчас. (Греч.) Извините!

Оля и тетя Саша выходят. Насколько секунд Греч одна. Входит Савельев.

Савельев. Заждалась меня?

Греч. Очень ты мне нужен. Я и не к тебе вовсе в гости пришла.

Савельев. А к кому же?

Греч. К Оле.

Савельев. А где она? Дома?

Греч. Дома.

Савельев (с некоторой нерешительностью). Да… Ну, что ж, пойдем ко мне в комнату.