Штурман. Так почему же ты женился на той, которую ты не любил и которая тебя не понимала?
Он. Я не для этого позвал вас. Вы отвлеклись в сторону.
Штурман. Мы люди, а людям это свойственно… Тем более что Дик…
Дик. Хорошо. Не будем больше спрашивать его об этом.
Она. Когда он рассказал, почему он пришел, мне показалось, что если он пробудет этот вечер рядом со мной, это поможет ему вспомнить прошлое…
Дик
Он. Да. И она права.
Она. «Боюсь»! Опять: «боюсь»! Я ненавижу тебя, когда ты говоришь это слово!
Он. Да, боюсь. Когда мы кончали тот разговор с Тедди, кто-то два раза прошел мимо. Никак не могу выбросить из головы – а вдруг нас подслушали?
Второй пилот. Ну и что?
Он. Мне могут не дать улететь.
Второй пилот. Это будет хуже всего, тогда никто не узнает заранее об этом проклятом полете!
Он. Если они не дадут мне улететь, значит, они узнали, что я слышал и не рассказал им!
Дик. Ах, вот что тебя волнует… Ну что ж, беги туда, не знаю уж куда, я плохо знаком с этими делами, беги, скажи, что Тедди Франк выдал тебе их тайну. И как это он, имея дело с тобой, не подумал об этом!
Франк. Я очень занят, ребята. Что вам нужно от меня? Я уже все сказал ему.
Дик. Мы тебя не задержим. Всего два вопроса: почему ты решил это сказать? И почему ты решил сказать это ему?
Франк. Я решил это после того последнего полета, когда русские нас застукали.
Дик. А почему ты решил именно тогда? Ты ведь занимался этими делами уже давно.
Франк. Когда-то раньше, еще в начале этих работ, я считал, что в случае чего им там, в России, будет гораздо хуже, чем нам здесь, а мы отделаемся сравнительно легко. Но потом я пришел к убеждению, что будет плохо всем, и еще неизвестно, кому хуже. А если так – этого не должно быть. Я никогда не имел дела с русскими. Я не знаю, какие они. Может быть, они хорошие парни – как о них пишут одни. Может быть, они никуда не годятся – как о них пишут другие. Допускаю и то и другое. Но, как бы там ни было, мы не должны позволить ввязать себя в эту грязную историю.