Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы

22
18
20
22
24
26
28
30

Он. Знаю ли я брата моей жены? Уж не думаете ли вы, что я буду отрицать это?

Голос. Он был с вами в Испании?

Он. Мы были с ним в одно время, но почти не знали друг друга. Мы уже тогда были людьми разных взглядов.

Голос. Он был тогда коммунистом?

Он. Спросите об этом его самого.

Голос. Он отказался давать показания. Мы спрашиваем вас. Он коммунист?

Он. Не знаю.

Голос. Он был коммунистом?

Он. Не знаю. Может быть.

Голос. А сейчас?

Он. Я уже сказал – не знаю. Не думаю. Во всяком случае, я уверен в его лояльности.

Голос. Вполне уверены?

Он. Да. Я не говорил с ним на эти темы, но уверен, что это так.

Голос. Надеюсь, вы были бы рады дать нам возможность убедиться в его лояльности?

Он. Да, конечно! (Растерянно.) Что это значит?

Голос. Раз вы уверены в его лояльности, мы хотели бы, чтобы вы, для его же пользы, поговорили в ближайшие дни с ним, ну, скажем, у себя дома, на эти темы. О том, чтобы этот разговор стал нам известен, мы позаботимся сами. Раз вы уверены в его лояльности, ему будет только полезно, если и мы убедимся в этом. А вашу собственную лояльность нам докажет одно ваше «да». В этом случае у нас не будет к вам больше никаких вопросов. Так как же?

Он. Я… подумаю.

Дик. Да… Надо отдать тебе должное – ты говорил о нашем прошлом с большим достоинством: «ребячество», «я сожалею»… Неужели, когда мы с тобой были там, в Испании, ты уже заранее готовился сожалеть об этом?

Он (вставая со стула). Как хотите! Можете не верить, но мне действительно казалось, что я совсем не так говорил тогда там, в комиссии… Честное слово!

Штурман. Что ж, вполне возможно. Когда у человека сохранились остатки совести, он так старается, бедняга, чтобы в его памяти одно осталось, а другое исчезло…