Терзаемый любопытством, я прошел в центральный пост. Он был там, склонившись над картой. Я напрасно ждал хоть какого-то намека на содержание сообщения. Командир держал его в левой руке, правой рукой работая циркулем-измерителем.
«Возможно», — услышал я его слова. «Не совсем невероятно».
Старший помощник больше не мог терпеть неопределенность, и он попросил посмотреть полоску бумаги. На ней было написано: «Командующему от U-M. Конвой в квадрате XY, генеральный курс 060, идет зигзагами. Скорость 8 узлов». Взгляд на карту показал мне, что квадрат XY был в пределах нашей досягаемости.
Мичман прочистил глотку и как бы между прочим спросил Командира про новый курс. Если судить по его поведению, то в радиограмме могла быть сводка последних оптовых цен на картофель.
Командир со своей стороны проявил равным образом столь же мало эмоций. Все, что он сказал, было: «Лучше подождем немного».
Некоторое время ничего не происходило. Стармех исследовал своим языком дупло в зубе, а Крихбаум рассматривал свои ногти, пока Командир чертил курсы перехвата при различных скоростях.
Я взял из ящика пригоршню чернослива и стал энергично жевать их, стараясь отделить от косточек самую последнюю крупицу мякоти. Матрос из центрального поста прибил к деревянной переборке пустую банку из-под молока. Она была полна косточек. До сих пор мои косточки были самыми чистыми.
U-M. Это была лодка под командованием Мартенса, который был старшим помощником Командира, а теперь служил в 6-й флотилии в Бресте.
Последующие сообщения информировали нас, что три подлодки получили приказы начать преследование, затем четыре, затем пять.
Нашей лодки среди них не было.
Часы проходили один за другим, и до сих пор мы не получили радиограммы в наш адрес. Командир небрежно развалился в углу своей койки и занял себя различными цветными папками, содержащими инструкции самого разного содержания, конфиденциальные и секретные, тактические правила, приказы по флотилии и другие директивы. В свете его хорошо известного отвращения к официальным бумагам в всех их формах, он всего лишь скрывал за ними свое возбуждение — такое же, как и у нас.
В 17:00 пришла другая радиограмма. Командир поднял свои брови. Казалось, все его лицо расцвело. Радиограмма, адресованная нам! Он прочел её, и снова нахмурился. Почти с отсутствующим видом он передвинул листок через стол ко мне. Это был запрос о состоянии погоды в нашем районе.
Мичман составил ответ и дал его Командиру на подпись. «Барометр 1005, поднимается, температура воздуха 5 градусов, моря 7 градусов, ветер северо-западный 6, море и зыбь 5–6, облачность четыре восьмых, перисто-слоистые облака, видимость 7 миль, координаты … КМ».
Чтобы не заразиться от Командира чёрной тоской, я покинул центральный пост и вышел на мостик. Просвечивающие перистые облака сгустились и постепенно закрывали оставшиеся клочки синего неба. Скоро небо снова будет одето в серый цвет. Свет холоднел. Темные облака собрались на горизонте, их нижние края незаметно сливались с серым небом позади них. Они ясно выделялись только на фоне беловато-серого цвета над ними. Пока я стоял там, засунув руки глубоко в карманы моей кожаной куртки, компенсируя движения лодки слегка согнутыми коленями, облака набухли, как медленно надуваемый воздушный шар. По носу с правого борта ветер сделал разрез в облаках и почти так же быстро снова его закрыл. Облака сформировали гигантскую фалангу и начали затоплять все небо. Затем, как будто бы чтобы урегулировать хаос этих множественных замещений и пересечений, в разрыве в облаках появилось солнце. Его косые пучки огня украсили скопление вздутых очертаний эффектными переливами света и тени. Яркое пятно вспыхнуло на поверхности моря справа по борту. Пятно солнечного света бродило по изогнутому и раздутому занавесу пара, зажигая его и оттеняя темноту за ним. Затем оно стало метаться туда-сюда, как будто ему было запрещено засиживаться на одном месте, и оно не знало точно, какое облако ему следует покрыть своим ореолом.
На второго помощника не произвели впечатления сцены небесной трансформации. «Чертовы облака Королевских ВВС!» — проворчал он. Для него чудесный спектакль отдавал вероломством и обманом. Снова и снова он поднимал свой бинокль, чтобы просмотреть облака-замки, которые теперь взобрались почти до зенита.
Я спустился вниз за своей фотокамерой. Когда я вернулся, уже наступил вечер. Небо было обрызгано переливающимися цветами — было насыщено ими. Неожиданно покинутые солнечным светом, облака снова надели свою серую униформу. Полная луна, бледная как привидение, парила над горизонтом. Было 18:00.
Разговоры после ужина завяли, когда надежды на получение другой радиограммы сошли на нет. Командир был беспокоен. Каждые пятнадцать минут он исчезал в центральном посту и занимался чем-то за столом для карт. Пять пар глаз выжидательно смотрели на его губы, когда он возвращался, но напрасно. Он не говорил ничего.
В конце концов Стармех попытался вывести его из упрямого молчания. «Пора бы уже нам услышать что-нибудь еще от Мартенса, не правда ли?»
Командир ничем не показал, что слышит. Стармех взялся за книгу. Очень хорошо, если разговора не будет, я тоже могу сделать вид, что читаю.
Второй помощник и второй механик перелистывали старые журналы. Старший помощник посвятил свое время каким-то папкам официального вида.