Сказав, трогаю кобылу, и охранники пристраиваются следом. Сходу пускаю Луну галопом. Тороплюсь, потому что надо еще успеть переодеться. Сегодня я принимаю неофициальную делегацию от ливонского ландмейстера. Без сомнений, посредники приехали поговорить о выкупе за епископа Германа.
До меня уже дошли слухи, что Александр и Новгород заключили мир с ливонцами. Дерпт и все земли в Эстляндии немцам вернули. И правильно сделали! Все равно не удержать, а так хоть срубили деньжат с супостатов. Оставался только один нерешенный вопрос — это мой пленник.
В том памятном споре с Александром я хоть и сослался на князя Тверского, но всем ведь понятно, епископа Германа взял я и цену за него просить тоже я буду. В Риге видать это понимают, и в ситуации разбираются, раз прежде чем официальное посольство в Тверь слать, приехали со мной о цене договариваться.
Прибыли гости еще вчера. Всех разместили в гостевом доме у меня в Заволжском, но тайны из их приезда я не делал. В тот же день отправился в Тверь и князю все объяснил. Знаю, если я не расскажу, так другие обязательно донесут, да еще наплетут невесть чего.
Ярослав особо вдаваться не стал, пацану в тринадцать лет такие дела не интересны. В политических и денежных опросах он пока мне доверяет, и я это очень ценю. У нас с юным князем свой негласный договор. Я обещал сделать его великим, и он ждет. Тут главное не разочаровать парня, а пока искра не угасла, он мне верит, несмотря на ежедневые наговоры и козни его ближних бояр.
Подойдя к окну, смотрю на внутренний двор, там укладывают брусчатку. Грязища замучила! Как весна или осень, так не пройти. Плывешь, как корабль, по щиколотку в грязи.
Этой весной я привел с Дерпта четырех каменщиков и открыл каменоломню. Со всей округи тащат теперь к ним валуны, они их колют, чуть гранят и выкладывают мостовую. Начали вот с моего двора, но в этом я вижу инициативу старосты.
«А с другой стороны, — усмехаюсь, понимая, что таким образом Ярема решил угодить мне, — на ком еще испытывать эти новомодные штучки, как не на их изобретателе».
Слышу за спиной скрип двери и голос Куранбасы.
— Привели немцев, пускать что ли⁈
Оборачиваюсь и, встретив взгляд половца, подтверждаю.
— Веди!
Я уже переоделся и готов к встрече. На мне мягкие замшевые сапоги, длинная льняная рубаха с широким поясом и расшитый кафтан без пуговиц и рукавов.
Сажусь за стол и, закинув ногу на ногу, жду «дорогих» гостей. Вот заскрипела, распахиваясь, дверь, и Куранбаса вошел уже по-деловому официально.
— Позволишь⁈
Разрешающе киваю, и тот, отойдя в сторону, пропускает послов. Обоих я хорошо помню. Они приезжали в первый год моего здешнего пребывания на зимнюю ярмарку, когда мы с новгородцами бодались за цену на хлеб.
Силюсь вспомнить их имена, но тут же бросаю это бесполезное занятие, потому что они начинают по очереди представляться.
Высокий скуластый немец с длинными немытыми волосами склонился в поклоне.
— Полномочный представитель Тевтонского ордена в Ревеле Винрих фон Босвейл!
Второй невысокий и круглый с лысиной в полбашки тоже согнулся в поясе.