Несмотря на близость Берлина к русской земле, русская колония в нем очень незначительна, и состоит только из случайных перелетных птиц, которые весною тянутся на воды, а осенью с вод, и при этом Берлин делают своим главным становищем для роздыха. Раз только немецкая столица почуяла в себе действительно русский дух – в его истой самобытности.
Как ни хитер немец, а все-таки он не может так хорошо валять войлока, как это делают наши ярославцы, и вот однажды спекулянт-еврей надумал сделать этим хороший гешефт. Он основал в Берлине русскую войлочную фабрику и выписал для нее настоящих русских ярославских мужиков, которые и отправились в количестве двадцати человек в сердце немечины. Они принесли с собой истовую русскую культуру, какой еще и не видывали немцы. Носили они бороды широкие и полушубки дубленые, рубахи на них были красные и сапоги дегтем мазаные. По воскресным дням они всей партией являлись в русскую церковь, а после обеда гурьбой выходили «под липы», занимая всю широкую панель и заставляя сторониться всех гуляющих немцев, которые изумленно глазели на «варварских руссов». Чтобы внести в немечину всю полноту русской культуры, ярославичи выписали себе с родины бабу, которая стала им варить родные щи и завела все русское хозяйство, со всеми его необходимыми атрибутами и даже тараканами. Так счастливо водворилась было русская культура в самом сердце немечины. Но, увы, – прискорбно сказать, что мало-помалу она стала подчиняться немецкой культуре. По исконному прадедовскому обычаю, ярославичи спят вповалку на нарах и мясо едят только по праздникам. В подражание этому, еврей-спекулянт также и в Берлине устроил для них нары и мясом кормил по-русски. Сначала ярославичам и на ум не приходило, что тут что-то неладно. Но потом, обживись и заметив, что немцы спят на отдельных кроватях и мясной пищи едят вдоволь, смекнули, что у них «порядки-то законные», и потому не долго думая отправили в русское посольство ходатаев с жалобой на жида, что он держит их не «по-немецкому». Так противная немечина возобладала даже над представителями истой русской культуры. Но зато последняя чуть дорого не отплатила немцам за их культурную победу. Раз ярославичи пошли в окрестный лесок грибков посбирать, и напали на славную удачу, набрали большой кузов, и баба посолила их. На другой день у них был велик праздник-разгул: засели ярославичи во весел кружок, поставили ведерцо зелена-вина, пили ковшик-чару великую, грибками во сладость закусиваючи, родную землю вспоминаючи и веселы песни распеваючи. Но – баба ли не так посолила, ал и уж немецкий гриб таков, только на другой день все ярославичи легли во лоск, и приключилась им лиха беда – хворобь несчастная. По Берлину пронеслась роковая весть, что русская колония охвачена холерой; печать забила тревогу, санитарные комитеты пришли в движение и живо поставлены были крепкие карантины вокруг жилья-бытья наших ярославичей. Но знамо дело – немец трус. Холеры ничуть не бывало, а так себе занемоглось немножко, и скоро ярославичи оправились, и войлочек по-прежнему поваливали, душевно гриб немецкий проклинаючи. Скоро, однако же, ярославичам душно стало в немечине, заползла в их грудь могучую грусть-кручинушка тяжелая, и бросили они жида-антихриста с его выдумкой проклятою, и отправились на родину-отчизнушку, во ту ли землю ярославскую – к своим женкам, детушкам родимым. Некоторые из них, однако же, настолько поддались немецкому влиянию, что остались в немечине и по прекращении войлочного производства, и в настоящее время представляют собой интересный тип русского человека, заеденного немецкой культурой. В жизни этой простонародной русской колонии было много других интересных явлений. В ней интереснейшим образом столкнулась непосредственная русская культура с немецкой, и более подробное наблюдение над этим столкновением несомненно дало бы массу интересных фактов, могущих иметь более чем курьезное значение.
Из Берлина ведут в родную землю два пути – железный и морской. Летом так приятно наслаждаться свежестью морского воздуха, что я предпочел взять морской путь, и с этою целью отправился в Штетин, откуда регулярно отправляются пароходы в Россию. На р. Одере уже разводил пары немецкий пароход «Moscau» и ранним утром двинулся в путь. На немецкой «Москве» оказалось только с десяток пассажиров и пассажирок. Все это были немцы и немки, но с задатками обрусения. За первым же столом я услышал русские слова с немецкой приправой. Часть из них уже побывала в варварском Руссланде, и, набив мошну, ездила повидать свой милый фатерланд; другие только еще ехали попытать своего счастья. В этом отношении Россия для западноевропейцев составляет то же, что и Америка. Как в ту, так и в другую западноевропейцы эмигрируют для наживы, с тою только разницею, что Америка ассимилирует на своей почве этих полетных коршунов, а из России они опять улетают, унося с собой грузную добычу. Между пассажирами обращали на себя особенное внимание двое красивых мужчин, из-под обыкновенного платья которых явственно выглядывали строго дисциплинированные манеры. Во всякое свободное время они садились в уголок и усердно читали какие-то мудреные книги, требовавшие страшного напряжения. Я прислушался и понял, что они мудровали над русской грамматикой и одною из повестей Тургенева. Оказалось, что это прусские офицеры, ехавшие в Россию для практического изучения русского языка, теоретическая основа которого уже заложена ими в офицерской школе, где русский язык у них обязателен наравне с французским. Офицеры оказались очень развитыми, образованными и любезными господами, и я с удовольствием коротал с ними однообразное время плавания; но только холодная дрожь пробегала при мысли, что эти образованные люди не кто иные, как эмиссары того кровожадного демона немецкого милитаризма, который держит всю Европу под грозным мечом Дамокла, каждый момент угрожающего ужасами разрушения и кровопролития. Офицеры ехали в подмосковные деревни, где их с сердечными томлениями ожидали одного русская графиня N, а другого русская же княгиня X. Эти русские барыни, сами изживши в себе весь русский смысл по заграничным блужданиям, теперь, очевидно, уже служат только русскими печками, на которых отогреваются ядовитые для родной земли змеи и скорпионы. Несомненно, офицеры под их внимательным руководством в совершенстве познают русский язык и тогда – о, если бы этого никогда не было! – предводя дикими полчищами немецких дружин, в десять крат больше сделают вреда для бедной России...
Грузный пароход между тем неустанно разрезывал тихую площадь Балтийского моря, и вот он уже вступил в Финский залив. Скоро должна была показаться родная земля, и я с трепетным вниманием всматривался в восточную окраину водяного круга. Ничего еще не видел глаз, но сердце уже чуяло близость родного, и невидимое делалось как бы видимым. Но вот над водой сразу засветилось как бы две свечи воску белого, и чрез несколько моментов глаз явственно различал в них церкви Божии. И сердце радостно затрепетало, и от сладостного волненья в голове кровь зашумела. Между тем из воды все более и более стала вырезываться чудесная панорама коронного города и прибрежных поселений – над которыми возвышались стройные золотоглавые башни. Эта чудесная панорама вместе с густым роем всевозможных судов и пароходов, среди которых величаво стоял стройный ряд исполинских мониторов, представляла почти волшебную картину, и я, с восхищением схватив обоих офицеров за руки, восторженно воскликнул: «Смотрите, вот земля Царя! Видели ли вы когда что-нибудь подобное»? Немцы, видимо, были очарованы волшебной картиной и серьезно отвечали: sehr imposant, sehr imposant (весьма внушительно), а один из них глубокомысленно прибавил: «Дивная картина, но я удивляюсь здесь не столько тому, что я теперь вижу, сколько самому Петру Великому, который своим гением сумел на болотах создать все это!...»
Еще несколько томительных часов, и я был уже на почве земли родной. Благополучно пройдя мытарства таможни и взяв извозчика, я весело покатил вдоль царственно широкой площади Невского проспекта, и невольно размышлял о том, как много за это время родная земля пережила грозных вулканических потрясений, как много произошло в ней ужасных и исторически знаменательных перемен и как страшно вместе с тем вздорожали в ней извозчики.
1
Wo man singt, da lass dich rubig nieder:
Bose Menschen haben keine Lieder.
2
Bourdon по-русски можно передать: бас-колокол,
3
«Скифия» в один из своих рейсов имела страшное столкновение с громадным китом. Столкновение было столь сильно, что значительно повредило ее носовую часть и принудило воротиться назад в Ливерпуль для исправления повреждения. Зато и кит недолго пережил столкновение: чрез несколько дней громадный труп его найден был плавающим неподалеку от места столкновения. Кости его теперь хранятся в конторе компании, как победный трофей «Скифии».
4
Птиц этих, впрочем, на следующий день опять уже не было и странное появление их среди океана после объяснилось тем, что корабль в тот день проходил недалеко от великой Ньюфаундлендской мели.
5
Довольно многочисленные здесь негры терпеть не могут первоначального своего названия «негр», и обижаются, когда называют их так; напротив черная физиономия их просиявает и с наивным самодовольством осклабляется, когда их называют «цветной джентльмен», «цветная леди».
6
Нью-Йорк вполне южный город и находится под одним градусом с. ш. с Мадридом, Неаполем, Константинополем и др.
7
The Eve Christmas.
ebooksa