По при всей своей честности и симпатичности, генерал Генкок есть не более не менее, как «сын бога войны»; он никогда не был государственным деятелем, и его «формуляр» в этом отношении не может идти ни в какое сравнение с формуляром генерала Гарфильда, заявившего о себе именно важною государственною деятельностью, в которой более всего нуждается страна, не обреченная судьбой на ужасы войны. Демократы сделали тут курьезный поворот фронта. Против кандидатуры Гранта они, между прочим, выставляли в качестве главного аргумента то, что страна не нуждается в «сером солдате», что ей нужен только государственный деятель; теперь же они сами избрали своим кандидатом именно «серого солдата из серых», без капли государственной опытности. Таким образом, стране предстояло делать выбор между «серым солдатом» демократов и «темным конем» республиканцев. Первый имел за себя личную безукоризненность и честность, второй государственную опытность и симпатичную судьбу. Выбор был, очевидно, не легкий.
Зеленоспинники и леди
Мелкие политические партии. – Гринбекеры или зеленоспинники. –Бумажные деньги. – Конвенция зеленоспинников. – Сочетание с социалистами. – Политиканствующие леди и история их неудачных похождений. – Женский вопрос у наших заатлантических друзей. –Противники и защитники прав женщин на голосование.
Кроме партий, которым по своему значению в стране имеют верные или вероятные шансы на избрание президента из своей среды, в Америке, есть и такие партии, которые не имеют никаких шансов на такую честь. И тем не менее при выборах эти партии кипятятся, волнуются не менее главных. Они также ведут агитацию, собираются на местные и национальные конвенции и назначают своих кандидатов на президентство. Между ними на первом месте стоит партия так называемых гринбекеров. Главный принцип партии определяется ее названием от green back – зеленая спинка, как простой народ называет бумажные деньги, по зеленому цвету их оборотной стороны. Эти зеленоспинники питают нежную страсть к бумажным деньгам, недовольны теперешним ограниченным обращением их в стране и требуют неограниченного выпуска их с целью понижения цены бумажного доллара сравнительно с золотым. Странные люди! Что у нас в России нелицемерные либералы истерически оплакивают, то они, эти американские нигилисты, считают своим идеалом и всячески добиваются его осуществления. Дело объясняется, впрочем, очень легко и потом не к чести экономической прозорливости наших газетных плакальщиц о падении бумажного рубля. Зеленоспинники, это – большею частью мелкие фермеры, живущие своим трудом по обработке земли. Как производители, они, естественно, стараются о возможно большем возвышении цены на произведения своего труда и главным средством для этого считают неограниченное обращение бумажных денег. Это для них несомненно выгодно. Падение бумажных денег тяжело отзывается только на не производителях и притом привыкших к изысканному комфорту, требующему для своего удовлетворенья высших произведений заграничной промышленности; для производителей же, и притом в своих потребностях ограничивающихся произведениями своего собственного труда, оно сказывается только скоплением в их руках массы денежных знаков, которые для их обыденного хозяйства имеют весьма большое, положительно обогащающее значение.
Если бы партия оставалась верною своему основному принципу, то она была бы самою скромною и безобидною партией, и притоми более экономической, чем политической. Но непреклонная судьба, постоянно действовавшая вопреки ей и нанесшая наконец ей самый жестокий удар полным уравнением бумажных денег с золотыми, повергла ее в бездну анархии и почти бросила в дружеские объятия социализма. Такою, по крайней мере, партия заявила себя в последнее время, и под ее знамя стали собираться всякого рода недовольные. Когда пришло время для назначения кандидатов на президентство и главные партии составляли свои конвенции, то и зеленосппинники не отставали от других и созвали собственную конвенцию для той же цели. Их конвенция происходила 10-го июня в Чикаго, и заседание ее представляет недурную картинку из жизни и нравов американских нигилистов.
Конвенция зеленоспинников происходила вслед за конвенцией республиканцев и в той же самой обширной зале «здания выставки» в Чикаго. Но какое различие было между этими двумя конвенциями. Между тем, как во время заседания республиканцев вся громадная зала была переполнена до удушливости и еще осаждалась извне десятками тысяч народа, старавшегося уловить хоть ничтожные отголоски заседания, теперь в этой же самой зале сидели одни зеленоспинники: пустота царила на галереях и на рядах многочисленных кресел. Теперь эта зала представляла, по выражению одной местной газеты, библейскую пещеру Адуллам, ибо в эту пещеру, по изречении священного писания, прибегал всякий, кто был в бедствии, всякий, кто был в долгах, и всякий, кто был недоволен. Тут были действительно представители всех этих классов, но пестрота членов конвенции превратилась в хаос, когда на заседание допущены были чистые местные социалисты и когда они торжественно вошли в залу со своим знаменем, возвещавшим о «свободе, равенстве и братстве». Тут же, наконец, сидели и они, высокие, жилистые леди, представительницы партии женских голосователей, недовольные управлением бородатого пола и добивающиеся права голосования для прекрасного пола. Такое разнообразие представителей недовольства во всех его видах было причиной того, что заседание обещало быть чрезвычайно бурным. К счастию, конвенция нашла замечательного смирителя в знаменитом агитаторе Денисе Кернере. Этот человек только что перед тем был выпущен из тюрьмы, в которую он попал за возмущение рабочего населения в Калифорнии против китайцев и капиталистов. Сам буйный и неугомонный, теперь он на своей конвенции явился охранителем порядка. По занятии своего поста он, скинув, по обычаю, свой сюртук и засучив рукава, так грозно прикрикивал на тех, кто с неумеренною ревностью заявлял о своем ораторском искусстве, что председатель серьезно предупреждал членов конвенции лучше заботиться о безопасности своих физиономий. Скоро однако же найдено было необходимым усилить охранителя порядка несколькими помощниками, а в пособие каждому помощнику придано было по полисмену со строгим приказанием арестовать всякого, кто только осмелится обратиться к собранию с речью без позволения председателя. Конвенция действительно, наконец, смирилась и приступила к обсуждению своего дела, вполне наслаждаясь «свободой слова». Обсуждение дела, конечно, было поставлено на широкую ногу, как и следует собранию, где каждый чем-нибудь недоволен. Как представители свободы, члены конвенции прежде всего выразили свое презрение к тем политикам, которые выражали желание «сильного правительства» и добивались его осуществления в лице генерала Гранта. Но тут же они с нигилистическою последовательностью формулировали требование, чтобы конгресс принял под свою опеку все железнодорожные и водяные пути сообщения, уничтожил частное землевладение, регулировал промышленные учреждения и захватил в свои правительственные руки множество других вещей, об отдаче которых в ведение правительства не осмеливался думать самый рьяный приверженец самого «сильного правительства» и самой деспотической правительственной опеки. Затем социалисты выставили свою резолюцию, по которой «свет, земля, воздух и вода свободные дары природы», и всякий осмеливающейся захватывать их в свою собственность – злейший враг человечества, разбойник, хищник. Зеленоспинникам, составлявшим большинство в конвенции и владеющим собственностью в виде поземельных ферм, такая резолюция политических друзей была хуже медвежьей услуги, но во имя солидарности они прошли ее молчанием, зная, что резолюция никогда их не коснется. В подобном роде конвенция решала все государственные и общественные вопросы, причем, благодаря разношерстности собрания, резолюция, удовлетворявшая одних, шла вразрез с интересами других.
Довольно единодушной, кажется, была резолюция против китайцев, формулированная так: «Так как рабство есть просто дешевый труд, а дешевый труд есть просто рабство, и так как переселение китайцев в Америку способствует, по необходимости, понижению ценности труда, то поэтому непременно должны быть приняты меры к отмене бурлингамского трактата», обязывающего Соединенные Штаты давать покровительство китайским переселенцам. Но и эта резолюция, положенная депутатами от безземельного рабочего населения, была не особенно по вкусу зеленоспинникам, которым как землевладельцам не невыгодно иметь на своих фермах наивозможно дешевых рабочих. Хуже же всего на конвенции досталось бедным леди. Когда одна из них только было заикнулась просьбой к почтенному собранию о содействии делу женского голосования, то неумолимый и до грубости прямодушный агитатор Денис Керней прервал ее замечанием, что его жена наказала ему при отъезде на конвенцию не иметь никакого дела с вопросом о женском голосовании, иначе при возвращении она встретит его вместо супружеского поцелуя железной кочергой. Бедная леди совсем смутилась от такого пассажа со стороны всемогущего заправителя конвенции и ответила несносному агитатору только скромным замечанием, что она очень довольна признанием Кернея касательно того, кто истинный глава в его семействе. Керней было жестоко осердился на это замечание, но был успокоен и удовлетворен тем, что все собрание стало на сторону «наказа» его жены и отложило вопрос о праве женщин на голосование в сторону. После продолжительных рассуждений и прений по разным радикальным вопросам, конвенция наконец разрешилась назначением на президентство своего кандидата, некоего Вивера, который наряду с кандидатами республиканской и демократической партий должен был подвергнуться всенародному голосованию в будущем ноябре. Но, конечно, гринбекерский кандидат был лишь карикатурным героем ничтожного эпизода в политической жизни страны, и на него никто не обращал внимания. Республиканский и демократический кандидаты служили даже предметом спекуляций, и вероятное избрание кого-нибудь из них в президенты послужило поводом к предложению со стороны некоторых политиканствующих спекулянтов пари на десятки тысяч долларов; о кандидате зеленоспинников при этом не было и помина.
Конвенция закончилась блистательным торжеством, и чикагские продавцы виски и пива не запомнят такого славного и доходного для них времени. Кервей поехал домой со светлою надеждой, что жена встретит его не кочергой, а нежным поцелуем. Зато бедные леди ехали домой с поникшими головами, проклиная в душе всю породу джентльменов, этих тиранов и злейших врагов прекрасного пола. Американцы действительно очень невнимательны, если только не жестоки, к своей прекрасной половине. Уже давно бедные леди добиваются равноправия с ними, просят, умоляют распространить право голосования при выборах и на прекрасный пол, но тираны и слышать не хотят и только злостно подсмеиваются над ними. Но американские леди не таковы, чтобы отступать от своего дела, и непреклонно идут к своей цели. В Нью-Йорке существует особое общество женского голосования, которое постоянно ведет пропаганду в пользу своего дела: издает журнал, посылает депутатов на крупные политические митинги и т. п. Те бедные леди, которые заседали на конвенции зеленоспинников и с которыми так неделикатно обошелся противный Керпей, были депутатками от этого общества. Это не в первый раз они присутствовали на конвенции; они были и на республиканской и потом на демократической конвенциях, повсюду ратуя за свое святое дело. История приключений их на этих конвенциях очень назидательна. На одном торжественном собрании в обществе женских голосователей, депутатки делали интересные сообщения о результате их миссии. Большая зала была наполнена прекрасным полом, на передней платформе занимали места вожаки общества. Все это были высокие, тощие фигуры с энергическими лицами, на которых ясно была начертана решимость во что бы то ни стало свергнуть тиранию мужчин. Японские веера порывисто двигались в их руках, производя, очевидно, мало охлаждения в распаленных негодованием лицах. Собрание открылось гимном на тему «коварство и любовь», и затем председательница представила собранию партию леди, которые должны были поведать о своей деятельности в пользу святого женского дела на разных политических конвенциях. Первою вошла мисс Анна Шест. Это замечательный тип американской леди. Она до того высока, что будто поставлена на ходули, и в то же время так тонка, что для пропорциональности достаточно было бы только половины ее высоты. Пестрое платье ее, разнообразием цветов соперничающее с пестротою тропических птиц, вплотную по английской моде сходилось вокруг шеи, украшенной тяжеловесным золотым медальоном. На голове с боку массивного шиньона пришпилена была новомодная шляпка, на которой главным украшением служила совиная голова, с ее страшными огненными глазами и загнутым носом. Умное, энергичное лицо политиканки светилось нежною улыбкой, удачно скрывавшей некоторые черты, в которых бесстыдные грубияны не прочь бы были распознать признаки увядания. Вообще леди еще во цвете лет и только разве самые злейшие враги прекрасного пола к свойственною им наглостью назвали бы ее старою девой. Раскланявшись с собранием, встретившим ее одушевленными рукоплесканиями, мисс Шест открыла речь общим обзором состояния женского вопроса и затем перешла к сообщению приключений, с которыми ей и другим депутаткам пришлось встретиться на политических конвенциях. На республиканскую конвенцию в Чикаго общество женского голосования отправило восемь депутаток. Приехав туда, депутатки, по выражению мисс Шест, были поражены «грубою сатурналией мужчин». Когда они прибыли туда, то весь город представлял небывалое скопище мужчин, в которых политические страсти заглушили все благородные порывы сердца. Все отели были заняты ими, и бедным леди не осталось даже места, где главу преклонить. Наконец, место кое-как было найдено; но когда они потом обратились в кассу за билетами на право входа в залу собрата, то вдруг – о ужас! – оказалось, что дерзкие мужчины захватили все 10.000 билетов, не оставив им ни одного. При таких горьких обстоятельствах депутатки обратились к предводителю грантовской партии, прося его содействия к допущению их на конвенцию. Но у того от политической борьбы голова шла кругом, и он с истинно мужскою дерзостью ответил им: «Ах, пожалуйста, попросите кого-нибудь другого!» Леди обратились к предводителю шермановской партии, но и тот ответил: «Извините, пожалуйста попросите кого-нибудь другого!» Леди обратились к третьему, но и от того услышали опять: «Попросите кого-нибудь другого». Да что же это наконец? воскликнули в благородном негодовали депутатки, и до того рассердились, что бросили республиканскую конвенцию, оставив ее с одними грубыми мужчинами, без капли облагораживающего и смягчающего нравы женского влияния. С лучшею надеждой отправились они на конвенцию почтенных зеленоспинников. Места теперь было много и им отведены были целые ряды кресел. Но тут несносный агитатор Денис Керней разрушил все их надежды, принеся их святое дело в жертву своей супружеской любви. В двадцатых числах июня происходила демократическая конвенция в Цинциннати. Депутатки отправились туда попытать счастья. Места там также оказалось для них много, и они с почетом введены были в залу собрания любезными демократами. Там они с интересом следили за прениями и с ликованием встретили назначение на президентскую кандидатуру генерала Генкока, этого «рыцаря без страха и упрека». По назначении кандидата, они весело хотели выступить со своим собственным делом, но демократы вдруг объявили свою конвенцию закрытою. Бедные леди так и остались непричем – даже на конвенции благородных демократов. Эта печальная повесть почтенной политиканки была переполнена юмором и невольно вызывала сочувствие. В этом же роде говорили и другие леди, причем от каждой доставалось на орехи «тиранствующему полу». Под конец сама председательница собрания сказала блистательную речь в пользу женского голосования и заключила ее приглашением подписаться на издаваемый обществом журнал. «Ведь всего только один доллар, -сказала она, – а между тем журнал-то, блестящий»!
Да, как ни славится Америка свободою, а женщине в ней еще далеко до полного равенства с бородатыми джентльменами. Самое крупное общественное право – право голосовать при выборах – почти совершенно недоступно женщинам и делает робкие шаги лишь в некоторых самых прогрессивных штатах. Кроме практических противников, право голосования женщин еще встречает и теоретических противников, которые литературным путем, на основании философских и политических соображений, отрицают их правоспособность в этом отношении. В одном из выпусков «Североамериканского Обозрения» некто Паркмани поместил подобного рода статью, в которой философским путем приходит к отрицанию прав женщин на голосование. По его мнению, право голосования в своей основе коренится в способности с оружием в руках отстаивать предмет голосования. Народное правление, в сущности, основывается на той истине, что большинство всегда может с оружием в руках заставить смириться пред собой не соглашающееся с ним меньшинство. Отсюда очевидно, что тот только может участвовать в голосовании, кто может сражаться. Относя, конечно, женщин к неспособным сражаться, Паркман рисует ужасную картину того, что последовало бы за избранием, в котором большинство женщин восторжествовало бы над меньшинством мужчин. Мужчины взялись бы за оружие и двумя-тремя незаряженными пушками обратили бы в бегство торжествующих женщин, преследуя их до самых спален, и таким возмутительно незаконными образом завладели бы правлением. – Статья, как и следовало ожидать, встретила опровержение. Прежде всего, говорит по этому поводу один защитник прекрасного пола, надо сделать исключение из общего положения, что женщины не могут сражаться. Паркман, очевидно, неженатый человек и потому мало знаком с другим полом. Разве он никогда не слыхал о царе Дагомейских амазонок? Или никогда не приводил к себе в дом незваного гостя и не был встречаем суровым, безжалостным взглядом жены, худо скрывающей в складках платья грозный покер?25 Или не попадался он в руки теще и не попытался противоречить ей в ее религиозных тонкостях? Женщина, по мнению философа, нежное, боязливое существо; быть может, это так, но она при всем том и главная виновница в преждевременном образовании лысин, характеризующим женатых джентльменов. Понятие сражения и победы Паркман, очевидно, не разделяет с пушками и штыками. Но ведь есть и другие способы борьбы. Разве язык злой женщины не страшнее обоюдоострого меча, и упорная жена разве не сильнее заряженной пушки? А красота, а ласка женщины, а любовь – что может устоять против этого оружия, которым располагает женщина? А вот и иллюстрация. Выборы в одном либеральном штате, допустившем голосование женщин, производились на всех парах. Борьба партий кипела не на жизнь, а на смерть. Вожаком демократической партии выступал молодой красавец, огненных речей и дьявольской энергии которого боялись республиканцы. После одной значительной победы счастливый демократ с восторгом помчался к своему «сладкому сердцу», чтобы с нею разделить свое торжество. Приходит и с восторгом повествует о своей победе, но, к удивлению, сладкое сердце по мере рассказа все больше надувает своя хорошенькие губки. «Что с тобой, мое сладкое сердце? – спрашивает наконец удивленный и смущенный победитель, – ты желаешь от меня чего-нибудь? Проси всего: все исполню для тебя!» – Сладкое сердце блеснуло лукавыми глазками. «Ну, ну, проси: все исполню!» подтверждает демократ. «Милый мой, я одного только желаю: вотируй за нашего
На поле битвы
Президентская кампания и орудия борьба. – Демократический сквер. – Негодующее бурбоны. – Республиканская крепость. – Факельное шествие Африки. – Положение цветной расы в политике. – Грубое насилие. – Колебание шансов. – Заслуги республиканской партии перед страною. – Картина благосостояния.
После назначения кандидатов, на сцену выступило во всем своем объеме то политическое движение, которое характерно называется «президентскою кампанией». Это действительно кампания и ведется по всем правилам, выработанной стратегии. Партии стоят друг против друга как два враждебных лагеря со своими предводителями во главе и ведут ожесточенную борьбу, причем пускаются в ход всякие дозволенные и недозволенные средства, лишь бы только захватить пленных в противном лагере и с торжеством гаркнуть, что, дескать, «в нашем полку прибыло». В качестве орудий борьбы выступает прежде всего целая кампанейская литература. Появляется целая масса и кандидатов, причем свой кандидат изображается воплощением всех семи добродетелей, а чужой таким чудовищем порока, пред которым содрогнулся бы сам гений темного царства. Сенсационные памфлеты и брошюры дождем сыплются со всех сторон, и политиканствующие композиторы слагают особые боевые гимны, которые поются и исполняются оркестрами на митингах. Портреты кандидатов миллионами разносятся по стране и раздаются в качестве объявлений, а над всеми главнейшими улицами вывешиваются громадные сетки, на которых красуются фигуры, имена и разные изречения героев кампании. В «главных квартирах» постоянно открыты двери для митингов и любителей-ораторов, а по улицам совершаются грандиозные процессы с факелами и знаменами. Спекулянты открывают специальные магазины для президентской кампании и пышными рекламами извещают о богатейшем выборе «орудий кампании» – знамен, флагов, факелов, портретов и особых кампанейских костюмов – «блистательных и внушительных, и, однако же, самых дешевых в мире». Партии разделены даже пространственно, и относительно разных площадей Нью-Йорка можно с определенностью сказать, какая из них республиканская, и какая демократическая.
В самом центре города расположился довольно обширный «Сквер Союза». Среди сквера бьет сильный фонтан, по углам стоят медные статуи «отцов» республики, а по сторонам проходят богатейшие улицы города во главе с Бродвеем или нью-йоркским Невским. Здесь главное седалище демократии штата. Отели, рестораны и общественные залы тут находятся в исключительном владении демократов, и чрез все выходы с улиц на площадь перетянуты сетки с портретами их кандидата генерала Генкока. Тут происходят их митинги и здесь же главный механизм, заправляющий всею президентскою кампанией демократической парии. В большом отеле демократами занято было восемнадцать комнат, в которых постоянно работали телеграфные станки, беспрерывно щупавшие пульс страны во всех ее частях и направлениях. Проходя однажды вечером по скверу, я поражен был странным зрелищем. Один дом представлял собою сплошную массу света и среди ее по стене бегала и кривлялась исполинская тень человеческой фигуры. Подойдя ближе, я рассмотрел портреты демократических кандидатов (на президентство и вице-президентство), и понял, в чем дело. Это был демократический митинг. Для привлечения к нему внимания демократы обтянули всю переднюю часть дома полотном, за которым по стене зажгли множество свечей и плошек, сливавшихся для зрителя извне в одну сплошную массу огня, так что весь дом был как бы одним громадным фонарем. Бегавшая по нему тень была не что иное, как тень ораторов, поочередно занимавших кафедру, искусственно увеличенная до исполинских размеров. Чем ближе подходил роковой ноябрь, тем чаще зажигался этот чудовищный фонарь и тем энергичнее кривлялись на нем тени. Кривляние теней, впрочем, не везде означает действительный митинг. Иногда, придя по указанию тени в залу, вы найдете только какого-нибудь шута, который по найму или по собственной охоте выделывает ораторские приемы совершенно перед пустыми креслами, давая лишь знать, что «кампания не стоит, агитация не дремлет». Залы для митингов рассыпаны по всему городу и на них интересно присутствовать, чтобы видеть, с какою энергией политиканствующие ораторы ратуют за своих кандидатов и какими изысканными эпитетами наделяют ненавистных противников. На этих частных митингах, впрочем, уже обыденные ораторы развивают и пережевывают для серого люда то, что сказано главными вожаками партии на каком-нибудь генеральном митинге, и потому больше интереса для наблюдателя политической жизни имеют эти последнее.
Неподалеку от сквера находится обширное здание «академии музыки», как американцы называют свой оперный театр. В первых числах августа прошлого года «академия» была местом восторженных ликований: то «бурбоны», как республиканцы почему-то величают своих противников, держали торжественный митинг для окончательной ратификации «цинциннатского билета» или генерала Генкока в звании демократического кандидата на президентство. Героем вечера был знаменитый демократический ветеран Тильден. Демократы до сих пор не перестают утверждать, что победа в позапрошлой президентской кампании принадлежит им и что их кандидат Тильден есть законно избранный президент Соединенных Штатов, а президент Гейес был самозванец, водворенный в Белом Доме посредством низкого обмана со стороны республиканской партии. Сам Тильден вполне разделял это мнение, считал себя законным президентом страны, как он это и высказал прямо в своей речи на этом митинге. В случае избрания президентом демократического кандидата Генкока, Тильден, по слухам, предполагал устроить оригинальную демонстрацию: поехал бы вместе с новоизбранным президентом в Вашингтон и в качестве действительного президента стал бы сдавать ему Белый Дом, как его законный владелец и хозяин. Если это не выдумка подсмеивавшихся над стариком республиканцев, то это был бы характерный факт, свидетельствующей о том, до какой степени распалено соперничество партий и до какой степени дорого Тильдену президентство, для обеспечения которого за собой он, по сознанию самих демократов, израсходовал из своего несметного богатства около 25 миллионов долларов. Достаточно пошумев и поликовав, демократы не преминули торжественно составить и поднести республиканцам горькую пилюлю в виде следующей резолюции, небезынтересной в смысле характеристики политических отношений между главными парнями. «Демократическая партия на своем торжественном митинге определила: что республиканская партия своим долгим злоупотреблением властью; своею политическою распущенностью и чиновническою испорченностью; своим специальным законодательством в интересах громадных монополий; своею растратой общественных денег в виде субсидий гигантским корпорациям; преступною раздачей 296.000.000 акров народной земли, составляющих почти четвертую часть всего общественного владения и покрывающих вдвое большее пространство, чем находящееся под обработкой во всех штатах и территориях в настоящее время; своею разорительною и самоубийственною политикой по отношению к торговле страны; своим злобнонамеренным разжиганием страстей и ненависти, порожденных минувшею гражданскою войной; своими постоянными и возрастающими усилиями сосредоточить власть, предоставленную отдельным штатам, в руках федерального правительства, ободряя таким образом фракцию «третьего срока» и ее предводителей в их заговоре для захвата абсолютной власти; одним словом, республиканская партия своими злоупотреблениями во всех отраслях правления – потеряла доверие народа, и потому должна передать свою власть демократической партии, как истинной выразительнице народной воли». Такова-то, по мнению демократов, та партия, которая вот уже 20 лет держит в своих руках правление страны. Аттестация, надо сказать, не лестная для правящей партии. Как еще при таком правлении не рухнет небо и не колеблются основы земли.
В то время, как демократы произносили смертный приговор над своими противниками, эти последние в свою очередь предавались ликованиям на другом сквере города, Мадисонском. Там при слиянии Бродвея с самою фешенебельною улицей столицы Пятым Авеню расположился обширнейший и богатейший в городе отель «Пятая Авеню». Отель этот представляет собою настоящую крепость республиканизма. Обширные коридоры его постоянно наполнены политиканствующими республиканцами. Тут работали республиканские телеграфные станки, подслушивая отголоски кипевшей кампании; тут происходят совещания вожаков партии, отсюда ведется агитация по всей стране и здесь же республиканцы делали торжественный прием своему избраннику генералу Гарфильду. Прием был блистательный, речи говорились отборными ораторами, и сам генерал Гарфильд сказал несколько блистательных спичей. Одна из его речей касалась политического положения «цветной расы» или просто негров. Негры, как освобожденные от рабства республиканцами, остаются верными республиканской партии; они всегда вотируют за кандидата своих освободителей. Так как численность их довольно велика, и они составляют чрезвычайно сильную опору для республиканской партии. Быть может, даже своим долгим господством в стране республиканская партия обязана этому своему черному легиону. Демократы понимают это, и потому от всей души презирают и угнетают негров, и самих республиканцев по черному цвету их союзников величают «черными обезьянами». Республиканцы со своей стороны делают все, чтобы удержать свое влияние над черной расой и для этого иногда даже жертвуют справедливостью. Несколько времени тому назад в Нью-Йорке был приговорен к повешению один негр за убийство женщины, совершенное с целью грабежа. Республиканское правительство штата готово было помиловать преступника, но общественное мнение высказалось против помилования с такою энергией, что правительство не осмелилось действовать против него, и негр был повешен. Вслед за тем судом был приговорен также к повешению молодой итальянец за убийство своей жены, захваченной с любовником. Тут общественное мнение стало на сторону преступника, и петиция о его помиловании была подписана десятками тысяч жителей города. Американский закон чрезвычайно суров к убийцам и требует всегда смерти за смерть, – отговорок «ненормальным состоянием мозговых функций» не полагается. Но в данном случае справедливость требовала оказать снисхождение к молодому человеку, который имел несчастье жениться на развратной женщине, своим поведением доведшей его до преступления. За осужденного хлопотал и итальянский консул, и печать громко высказывалась за его помилование. Но все было напрасно и – итальянец также был повешен. Соображение, которым при этом упорстве руководилось республиканское правительство, единственно состояло в том, что, не помиловав негра, оно не могло уже помиловать итальянца: иначе что заговорили бы его союзники-негры? Так бедный итальянец пал жертвою политической интриги.
Вечером того же дня чернокожие сыны Африки устроили великолепную факельную процессию в честь генерала Гарфильда. Несмотря на свое звание американских граждан, негры до сих пор в своих внешних приемах и в своем развитии недалеко ушли от своих африканских собратий. Какая-то наивная дикость всецело проглядывает из-под их американских костюмов. Надо было видеть, с какою наивною важностью маршировали они теперь по улицам, неся зажженные факелы и распевая воинственные негритянские песни. Курьезная «кампанейская форма», в которую они теперь все были одеты, наполняла их, по-видимому, неизмеримою гордостью, и они с непритворною серьезностью мирно отбивали военный шаг, широко осклабляя свои африканская физиономии, когда уличные мальчишки кричали им – «браво».
– Вот вы постоянно утверждаете, что негры неспособны к свободной политической жизни и что они просто стадо баранов, подгоняемое республиканским кнутом, – обратился я к своему приятелю янки, рьяному демократу. – Смотрите, какую стройную организацию представляют они собой, с каким гордым самосознанием прославляют своего кандидата. Да и приобретение этих форменных костюмов и вообще устройство процессии чего-нибудь стоит... А где расход для определенной цели, там, значит, есть идея, общее одушевление.
Демократ как-то сердито и нервно ухмыльнулся.
– Если вы не шутите, то жестоко заблуждаетесь, – сказал он. – Эта-то процессия более всего и показывает, что они бессмысленное стадо баранов, и подтверждает ту истину, что насильственно освобожденные рабы остаются рабами и на свободе. Не думайте, что устройство и организация этой процессии принадлежат их собственной инициативе. Ничуть не бывало. Это бездушные марионетки, заведенные рукою республиканской интриги. Костюмы, факелы, музыканты – все это дано им республиканцами. Им самим принадлежит только эта глупая бравада: да и она, естественно, объясняется тем, что участникам процессии республиканцы платят по два доллара в день. Черная раса, это – проклятие нашей страны, и оно будет лежать на нас, пока негры будут служить мертвым орудием в руках республиканской парии.
– Все равно как ирландцы служат в руках демократической партии, – хотел было я заметить демократу, но воздержался от нескромности.
ebooksa