Наставники Лавкрафта ,

22
18
20
22
24
26
28
30

Об этом мне рассказал сам священник. А еще о том, что зубы у него стучали от страха и, чтобы не упасть, он схватил Антонио за руку.

Но… видение возникло и через мгновение пропало, растаяв в густой тени. Тогда Антонио достал кожаную фляжку со спиртным (он держал ее для особых случаев) и сделал такой глоток, который и старика превратит в юношу. Потом помог священнику облачиться в епитрахиль и дал ему сосуд со святой водой, взял фонарь, кирку и лопату. Они направились туда, где предстояло свершить то, что следовало. Антонио потом вспоминал, что ром не слишком помог ему: колени так и дрожали. Да и святой отец запинался, бормоча свою латынь.

Когда смельчаки оказались неподалеку от места и остановились, мерцающий свет фонаря выхватил из темноты бледное лицо Анжело – он был без сознания, будто спал: голова запрокинута, шея открыта, и тонкая струйка крови стекала за воротник… А у горла – другое лицо… Фонарь осветил и его. Потревоженное светом, оно повернулось, и на них глянули два совершенно мертвых незрячих глаза из глубоких впадин… В отличие от глаз, рот был живым – ярко-алые губы двигались, язык облизывал зубы, на которых пузырилась кровь…

Тогда священник, простой добрый старик, крепко зажмурился, окропил себя святой водой и принялся за молитву. Голос его возвысился, почти перешел в крик, но он не умолкал. Антонио, который тоже был не робкого десятка, одной рукой высоко подняв кирку, а в другой держа фонарь, бросился вперед, едва ли даже задумываясь о последствиях того, что делает… Тотчас, как позднее он утверждал, они услышали женский крик, и нежить исчезла…

Анжело лежал неподвижно. Он был без сознания, на горле – рана, а лоб покрыт предсмертной испариной.

Мужчины подняли его, полумертвого, и перенесли в сторону от холма. Затем Антонио взялся за работу, и священник помогал ему. Они вырыли глубокую яму. Наконец Антонио остановился, взял фонарь и наклонился посмотреть: он был готов увидеть что угодно…

Прежде у Антонио волосы были густого каштанового оттенка, седина едва только тронула виски… Но месяца не прошло с того дня – он поседел как лунь. А ведь в юности был горняком, и, знаете ли, эти люди привыкли ко всякому. Какие только несчастья с ними не случались, чего они только не повидали!.. Но он явно никогда не видел ничего подобного тому, что видел этой ночью: создания, что было ни живым, ни мертвым – нежитью, что не принадлежала ни надземному, ни подземному миру.

Антонио взял с собой еще кое-что, чего священник не видел. Он изготовил эту штуку ближе к вечеру – остро заточенный кол из коряги, прибитой волнами к берегу. С ним и с фонарем в руках смельчак и спустился в могилу. Не думаю, что найдется на земле сила, способная заставить его рассказать о том, что происходило дальше; а старый священник был слишком напуган, чтобы заглянуть внутрь. Он говорил, что слышал дыхание Антонио: тот дышал «ну прямо что твой дикий зверь». И шум – как будто он с кем-то борется: таким же сильным, как и он; потом – сильные удары. А затем такой звук, словно что-то с силой протыкает плоть, раздвигая и ломая кости; и следом – дикий женский крик! Но это был вопль не живого существа, а нежити, погребенной много дней назад.

Несчастный старик только и смог, что упасть на колени и, возвысив голос, чуть не крича, читать свои молитвы, призывая к изгнанию дьявола. А потом, когда смолкли ужасные звуки, из могилы вылетел сундук, окованный железом. Он покатился по земле и камням и остановился прямо у ног святого отца. Через мгновение и Антонио оказался тут же. Лицо его было белее мела. Не мешкая ни секунды, в лихорадочной спешке он схватил лопату и принялся забрасывать яму песком и галькой, не переводя духа до тех пор, пока она не заполнилась наполовину. А еще священник говорил, что вся одежда Антонио и его руки были густо перемазаны свежей кровью.

* * *

На этом я закончил свое повествование.

Хольгер молча допил вино и откинулся в кресле.

– Так значит, Анжело вернул то, что ему принадлежало, – сундук с наследством, – сказал он. – Женился он на той пухленькой чванливой особе, с которой был обручен?

– Нет. То, что с ним случилось, внушило ему ужас перед женщинами. Он уехал в Южную Америку, и больше о нем никто ничего не слышал.

– А тело этого несчастного создания, Кристины, там, полагаю, и находится, – сказал мой друг. – Надеюсь, она мертва?

Я тоже на это надеюсь. Но, мертво это существо или нет, мне не хотелось бы его увидеть – даже при ярком свете дня. Антонио поседел после того, как встретился с ним. Да и стал совсем другим, нежели был прежде.

Перевод Андрея Танасейчука

Артур Мейчен

К сожалению, Артур Мейчен (Arthur Machen, 1863–1947), таланту которого Г. Ф. Лавкрафт посвятил немало добрых слов в эссе «О сверхъестественном ужасе в литературе», известен в России мало. В 2000-е на русском языке вышли несколько сборников прозы писателя, но небольшим тиражом и быстро исчезли из продажи. По сути, единственная доступная сейчас нашим соотечественникам книга Мейчена издана совсем недавно[27]. Увы, нет и специальных работ, посвященных писателю (если не считать малодоступной статьи-предисловия в сборнике 2006 года)[28]. Правда, существует весьма подробная биография Мейчена, написанная Джоном Госвортом. И она переведена на русский! Но издана в «самиздате», тиражом в… 50 экземпляров[29]. Поэтому основные вехи творческого пути этого художника осветить стоит.

Настоящее имя писателя – Артур Ллевеллин Джонс. Подданный Великобритании, он считал себя прежде всего валлийцем и всячески это подчеркивал. Расцвет творчества пришелся на рубеж XIX–XX вв. Наиболее известен произведениями фантастической направленности и историями о сверхъестественном. Самый знаменитый текст – повесть «Великий бог Пан» – считается классикой «страшной» литературы; Стивен Кинг называл сочинение «возможно, лучшим рассказом в жанре ужасов на английском языке».

Будущий писатель родился в семье провинциального священника в местечке Карлеон, в Уэльсе, здесь же прошли и его детские годы. Тяжелые материальные условия были вечной проблемой для писателя, с которой он был вынужден бороться практически всю свою жизнь. Из-за недостатка средств он не смог окончить школу и вынужден был довольствоваться бессистемным домашним самообразованием. У отца была богатая библиотека, мальчик читал запоем. Чтобы сын все-таки получил образование, отец будущего литератора изменил фамилию Артура на Мейчен – фамилию его бабушки по материнской линии. За это бабушка дала согласие оплатить обучение внука. В 1880-м Мейчен пробовал поступить в Королевский медицинский колледж в Лондоне, но потерпел неудачу. Литературной деятельностью начинает заниматься с 1881 года, сначала как переводчик, – его первой публикацией стал перевод «Гептамерона» Маргариты Наваррской, чуть позже выходят мемуары Казановы, другие произведения. В 1884–1889 гг. Мейчен работает в издательствах не только переводчиком, но и рецензентом и редактором. В это же время он приобретает в литературной среде репутацию знатока редких книг и рукописей. В 1887 году женится на учительнице музыки Эмили Хогг, у которой было немало друзей-литераторов. Примерно тогда же умирает отец писателя, оставив ему небольшое, но достаточное наследство, что позволяет заняться литературной работой. Супруга знакомит мужа с писателем-мистиком и знатоком оккультизма Артуром Уэйтом, ставшим его близким другом; появляются и другие ценные литературные знакомства.