На ходу мы оба не издали ни звука, а я пыталась угадать – о, как пыталась! – какое приемлемое и не слишком вычурное объяснение он сейчас подыскивает, напрягая свой детский ум. Я, разумеется, готовилась отплатить ему за выдумку, и на этот раз, ожидая его открытого замешательства, ощущала близость своего торжества. Ловушка для неуловимого была расставлена! Мальчик больше не сможет играть в невинность; и какой же черт подскажет ему, как выкрутиться? И все же горячая пульсация этого вопроса сочеталась с унылой мыслью о том, как же выкрутиться мне самой. Теперь мне, как никогда прежде, ясен был весь риск прямого изложения мерзких фактов. Помню, какая слабость охватила меня, когда мы вошли в маленькую спаленку с несмятой постелью и окном, в которое вливался такой поток лунного света, что зажигать спичку не понадобилось; я опустилась, почти упала на край кровати, – так поразила меня вдруг догадка, что мальчик знает, как на самом деле он меня «подловил». Он мог творить все что вздумается, применяя свой недюжинный ум, пока я буду придерживаться известной традиции, согласно которой людям, занимающимся воспитанием молодежи, следует воздерживаться от страхов и предрассудков, как от преступления. Он и впрямь «подловил» меня, использовав мое положение; ибо кто бы отпустил мне этот грех, кто позволил бы уйти безнаказанно, если я первая нарушу наше идеальное общение, внеся в него столь гадкий элемент, пусть даже едва заметной дрожью разоблачения? Нет, нет! Бесполезной была бы попытка объяснить миссис Гроуз (равно как и сейчас – вам), почему в минуты нашего краткого, жесткого столкновения в темноте я восхитилась мальчиком. Конечно же, я постаралась быть доброй и милостивой; никогда, никогда еще я не опускала руки на его плечи с такой нежностью, но потом, сидя на краешке кровати, крепко держала его под огнем своих вопросов. Ничего другого мне не оставалось, кроме как хотя бы формально расспросить.
– Сейчас ты должен мне все рассказать – и только правду. Зачем ты вышел из дому? Что ты там делал?
До сих пор ясно вижу его чудесную улыбку, блеск его красивых глаз и зубок в полутьме.
– Если я скажу, вы поймете?
Сердце мое отчаянно забилось. Скажет ли он? Слов у меня не нашлось, и я смогла ответить лишь неопределенным кивком и гримасой. Майлс был сама кротость, и пока я кивала, раз и другой, был еще больше похож на юного сказочного принца, чем всегда. Но именно этот светлый облик доставил мне временное облегчение. Мог ли он так сиять, готовясь открыться мне?
– Ну, – сказал он наконец, – я вышел нарочно, чтобы вы могли сделать это.
– Что сделать?
– Сделать что-то новое. Подумать обо мне… плохо!
Никогда не забуду, как весело и ласково он произнес это слово, как потом склонился ко мне и поцеловал. На этом все и кончилось. Обняв его, я невероятным усилием воли сдержала плач. Он представил свой поступок именно в том свете, который исключал проникновение вглубь; нужно было как-то дать ему понять, что я этим удовлетворена, и лишь ради этого, оглядев комнату, я заговорила о другом:
– Значит, ты вообще не раздевался?
– Вообще! – Он еще пуще засиял в сумраке. – Я сидел и читал.
– И когда же ты вышел?
– В полночь. Уж быть плохим, так совсем!
– Да-да, понимаю – это чудесно. Но почему ты был уверен, что я узнаю?
– А я договорился с Флорой! – У него на все был готов ответ! – Она должна была встать и выглянуть в окно.
– Она так и сделала.
Это я угодила в ловушку!
– Вот, она потревожила вас, и вы захотели узнать, куда она смотрит, поглядели – и увидели.
– А ты тем временем, – отпарировала я, – рисковал схватить простуду в ночной прохладе!
Он буквально расцвел от гордости за свою выходку и не стал спорить.
ebooksa