Полудницы

Гульшан поднялась, вспыхнула:

– Хочу я или не хочу – какое это имеет значение?

Предательский пурпур снова пополз к лицу. Глаза зачесались.

– Большое, раз ты плачешь…

– Плачу?

Гульшан тыльной стороной ладони провела по щеке, шмыгнула носом, распрямилась, перекинула через плечо косу.

– Я не могу больше иметь детей. Так мне сказали врачи, – быстро проговорила она и отвернулась.

Игуменья поднялась со скамьи. Гульшан украдкой взглянула на монахиню – та, к ее удивлению, сладко зевнула и молча пошла по тропинке.

– И все? – возмутилась девушка.

Серафима обернулась.

– А?

– Зачем вы меня обо всем этом расспрашивали?

– Как зачем? Ты веришь врачам и всему, что они говорят. Зачем мне колебать твою веру?

– Я не верю… Не всему… Я не знаю… – девушка опустила руки.

– Разве не ты нашла девочку в хижине?

– Я. Но я ей не мать.

– А кто же ты?

– Знакомая. Всего лишь знакомая ее отца.

– Всего лишь знакомая?

– Да.