Она не хотела, не должна была умирать вот так. Неужели она недостаточно страдала при жизни, раз даже смерть для неё столь мучительна? Она чувствовала нестерпимую боль, не понимая, за что ей такая кара. Ведь она — та, кто дарила свободу детям, явила им новую жизнь. Она уже болела и страдала за них, так почему, почему теперь цена столь высока?
Лишь истинно отчаявшийся в собственной жизни способен обустраивать жизнь других.
Её тело пылало болью тысячи огней. Перед глазами снова царили картины далёкого пыльного города. Снова она видела тихую реку и своё отражение в ней. Снова слышала скорбную мелодию ветхой скрипки старого скрипача.
Девушка вышла на перекрёсток двух старых дорог. Одна тропинка — чистая, ухоженная, вела к одинокому дому у реки. В окнах его горел свет и слышался детских смех. Из трубы на крыше шёл дым и чувствовался приятный запах домашней выпечки.
Другая же дорога, усеянная лепестками роз и опавшими осенними листьями, вела в ночь, в глухой чёрный лес, где нет ни цвета, ни звука. Город за спиной девушки исчез, оставив её перед выбором.
Она остановилась в раздумьях, всё ещё гонимая болью и страхом. В своих мыслях она вдруг почувствовала, как кто-то легко дёргает её за подол платья. Посмотрев вниз, она увидела перед собой бесполого ребёнка, лицом совсем немного похожего на неё. Она узнала своё истинное дитя. Того, которого у неё никогда не было. Образ всех тех, кого она спасла.
Его вид был грустным, тоскливым, отчего-то печальным. Она поняла, почему ребёнок грустит — и улыбнулась, взяла его на руки. Дитя с улыбкой потянулось к ней своими маленькими руками.
Благая Смерть опустилась на колени, обняла ребёнка, смотря ему в глаза, видя в них отражение себя. Затем поставила дитя рядом с собой и склонила голову, тяжело вздохнула.
Она может жить, если выберет жизнь для себя.
Холодные путы сковали шею ребёнка, заставляя исторгнуть тихий хрип. Он закашлялся, принялся жадно глотать воздух, закатил глаза. Девушка закусила губу, сдавила шею ещё крепче.
Маленькое тело обмякло, опустилось увядшим растением к земле. Поднявшись, Благая Смерть стряхнула с платья дорожную пыль, поправила прядь волос, махнула головой, сдержанно улыбнулась. Ребёнок в её ногах исчез, развеиваясь по ветру серым пеплом.
К ней подошёл скрипач. Под его рассохшимся камзолом слышалось мерное жужжание мух, а вместо глаз ему служили синие светлячки. От седого парика несло сточными водами, а улыбка сквозила холодом.
Он протянул девушке руку, приглашая её на последний танец в ореоле алой луны. Девушка приняла приглашение своего старого друга, чинно поклонилась ему.
Скрипач улыбнулся, доставая свою пыльную ветхую скрипку, кладя на струны смычок. Нежно и плавно он высекал ноты скорбной мелодии из уст старого инструмента. Его мелодия уподобилась плачу ребёнка, что скорбит от потерь и непонимания взрослых. Строгим голосом низких нот отвечал ему голос свыше, призывая к спокойствию и смирению — и снова слышался тихий детский плач. Буря минорных ветров захлестнула детские молитвы, уступая место терпким каплям дождя.
Под чары скрипки своего вечного духа восставал весь ночной город, окружая Благую Смерть длинной тенью забвения. Это — Город Детей, и ей здесь больше не место. Она должна покинуть его, покинуть навсегда — и никогда не возвращаться. В Городе Мёртвых Детей взрослые есть лишь на плахах, как память былого, память злого, противного, чужого — вражьего. И ей, Благой Смерти, здесь оставаться нельзя.
С небес спускалась стая Мёртвых котов, что мерно урчали и смотрели на неё свысока. Пришёл час Королеве занять её законный престол. Город сможет жить без неё. Благая Смерть вдохнула в его пыльные улицы жизнь, окропив кровью собственного наследника, и из той крови ныне проросли цветы.
Под скорбный реквием забытых душ прекрасная девушка в белых одеяниях восходила ввысь к царству луны. Сонм котов в серых робах пел заупокойную мессу, встречая новый рассвет.
Над крышами города восходила луна.
Тело Яны похолодело. Её сердце перестало биться. Сестра Францисса всё ещё не могла поверить в случившееся. Отняв руки от покойницы, она с содроганием осенила её крёстным знамением — и закрыла веки девушки.
В скорбных думах, ничего не говоря, монахиня покинула Замок. Кровь не вечна, и всякому дару найдётся проклятье.
ebooksa