Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Чей же?

— Не ваше дело.

— А может, все-таки мое? У нас пропал портфель с бриллиантами и другими ценностями.

— Что за бриллианты?

— Депонированные в лиепайском банке драгоценности, которые господин Круминь должен передать официальным шведским учреждениям.

Теперь Лейнасар понял: он связался с круминьской компанией похитителей золота.

— В том портфеле, который лежал у меня под головой, драгоценностей, по крайней мере ваших драгоценностей, не было.

— Где теперь портфель?

Положение спас Паэгле. Он протиснулся сквозь толпу и протянул вперед свой желтый портфель.

— Вот этот портфель.

Тип с красным огурцом вместо носа взял портфель, тщательно осмотрел его и вернул:

— Не тот. Ищите еще!

Но ничего так и не нашли. Лодка подошла к берегу.

Лейнасар узнал подробности этой истории. У круминьской компании в самом деле стащили желтый портфель с бриллиантами и другими драгоценностями. Говорили разное. Одни утверждали, что портфель украл сам Круминь, не желавший ни с кем делить добычу. Другие подозревали родственника Доктора — Гуго Гинтера, якобы стащившего драгоценности по заданию Доктора. Во всяком случае, драгоценностей не нашли. Никого это особенно не взволновало — каждый хватал что мог. Когда Лейнасар позже узнал, что Гуго Гинтер купил в окрестностях Стокгольма дачу, он поверил в последнюю версию.

На Готланде никто, кроме береговой охраны, встречать приезжих не вышел. Ни один местный житель. Ни одна приветливая рука не поднесла кружки горячего кофе, как тогда, когда Лейнасар со студентами впервые вступил на этот берег.

Приезжих поместили в пустой школе (были рождественские каникулы). В классах на полу лежали набитые соломой бумажные тюфяки, покрытые бумажными одеялами. В некоторых классах были сооружены своеобразные стеллажи, разделенные бумажными перегородками. Они предназначались для семей. Лейнасара и Паэгле, поселили в общем помещении.

Не успели приезжие как следует разместиться, как явились и встречающие — корпус армии спасения; тощие, не первой молодости женщины, дряблые старухи. Были среди них и миловидные девицы. Незаметно для старух они охотно кокетничали с приезжими молодыми людьми. Юбочнику Паэгле опять повезло: девицы прямо липли к нему. От этого какая-то польза была и Лейнасару: он не смотрел на «мешки с костями», а поглядывал на бойких девиц, которым явно не шли повязанные красными лентами акушерские чепчики, наглухо застегнутые жакеты. Не ради веры в бога и не от хорошей жизни, конечно, они, так уродовали свою молодость, решили Паэгле и Лейнасар. И они не ошиблись. Через несколько дней Паэгле шепнул Лейнасару, что девицы вообще-то очень сговорчивы, только побаиваются своих старух и длинного майора, единственного в корпусе мужчины. Это был долговязый, невероятно худой человек лет пятидесяти, затянутый в тесную форму армии спасения. На длинной и тонкой шее с трудом держался покрытый одной кожей череп, отчего казалось, что майор все время кому-то кивает — голова его непрерывно опускалась и поднималась, как у клюющей птицы. О его высоком начальственном положении свидетельствовали блестящие нашивки.

Майор ничего не делал, только стоял, прислонясь к какой-нибудь стене, кивая головой и лишь изредка прохаживался по помещениям. Видимо, так он следил за тем, чтобы все было в порядке.

Женщины, напротив, были очень деятельны. Раздавали булочки, печенье, черную дрику, кусочки мыла и цветные картинки с изображением Христа, опирающегося на длинный, изогнутый вверх посох и держащего в руках агнца.

— Агнец этот — мы, а Христос — майор, которому тоже давно пора на тот свет. Он спасет нас, — объяснял Паэгле Лейнасару содержание картинки.