Лейнасар без труда нашел знакомую контору.
За столом доцента Зандберга сидел темноволосый человек маленького роста, некрепкого сложения, лет тридцати пяти. Он поднялся навстречу Лейнасару и встал рядом с письменным столом. Посетителя он принял не совсем официально. Они представились, пожали друг другу руки, затем сели. Состоялся краткий, но вежливый разговор.
Доцент Зандберг в самом деле «умер», и тут ничего нельзя было поделать. О связях Зандберга с латышами Гофу было известно только в общих чертах. Он в это дело еще не совсем вник. Ничего хорошего он не видит. Связь была очень нечеткой и непостоянной, задания выполнялись неточно, было много болтовни, которая, возможно, интересует самих латышей, но мало полезна для серьезного дела. То же продолжается и теперь. Он Лейнасару очень благодарен за работу, проделанную по заданию доцента, но о конкретных сообщениях ему ничего неизвестно.
— Нет ли хоть возможности уладить вопрос с документами? — просительно сказал Лейнасар. Он был сломлен и сдался.
Да, это можно, пускай подождет в соседней комнате. Даты? Даты он найдет сам.
Ровно пятнадцать минут Лейнасар просидел в соседней комнате, разглядывая в журнале ножки герлс из ревю. Затем к нему вышел тщательно причесанный юноша, поклонился и подал новенький паспорт. Все записи были абсолютно точны и выведены каллиграфическим почерком. Молодой человек проводил Лейнасара до дверей.
От удара, полученного на этот раз, Лейнасар так и не оправился. Более могучие силы, чем он, заботились о том, чтобы деревья не врастали в небо. Конец цепи, к которой он подключился, был слишком короток, и удлинить его нельзя было. По крайней мере — пока. Но пускай впредь никто не думает коснуться его кармана. Ни Свикис, ни другой.
Эта позиция удерживала Лейнасара от более тесного общения с остальными латышскими эмигрантами. Он угрюмо стоял в стороне от всех их дел и наблюдал за ними с иронической сдержанностью отшельника. Таких, как он, было довольно много. Это были те, которые в Швеции не попали в сливки общества. Всем ворочали те же сливки: интеллигенты, общественные и политические деятели, крупные предприниматели. В их глазах он и здесь оставался только «массой», с которой «сливки» считались постольку, поскольку им нужен был «народ». Он был «руководимым», а они — «руководителями». Те, кто руководил, непременно урывали что-нибудь и для себя. И он, Лейнасар, должен был смотреть в оба, чтобы не превратиться в дойную корову. Лейнасар убедился, что удержаться в таком положении очень-очень трудно. Искусство доения было доведено до виртуозности. Кепка Свикиса принимала такие разнообразные виды, обшивалась такими красочными национально-патриотическими лентами, что только очень озлобленные всем этим могли устоять перед ее натиском. Лейнасар понимал это и изо всех сил распалял в себе озлобление. У него и не было другого выхода, если только он не хотел остаться в дураках.
Вскоре Лейнасар убедился, как ничтожна брошенная ему Силинем подачка — сто двадцать крон. Приличный костюм стоил более двухсот крон, пальто еще больше. А белье и все остальное? Хуже всего дело обстояло с квартирой. За однокомнатную квартирку брали по сто двадцать — сто тридцать крон в месяц, за квартиру чуть получше — целых триста крон. Да, в самом деле, бог заботился о том, чтобы деревья не врастали в небо.
После напряженного и резкого разговора Силинь наконец подкинул Лейнасару еще сто двадцать крон. И это было все. А дальше изворачивайся как знаешь.
Ничего другого не оставалось, как изворачиваться.
Из пансиона «АБЦ» первым съехал Паэгле. Силинь заявил, что дольше одной недели комитет не будет оплачивать расходы по пансиону. Паэгле приняла к себе группа вентспилсских ребят, тоже никакого отношения к «сливкам» не имевшая. Они впятером снимали пустую комнату и спали вповалку на полу. Нашлось место и для Паэгле, и даже для Лейнасара. Хозяйка сердито покосилась на них, но, когда ей подкинули еще несколько крон, успокоилась.
Для эмигрантов было организовано специальное Бюро труда. Лейнасар ходил туда два раза в день, но безуспешно. Бюро выдавало и по нескольку эре в день, но прожить на это, конечно, было нельзя. Вскоре его лишили и этого, ибо он отказался мыть посуду в ресторанах «Нормы».
«Нормой» назывался концерн ресторанов, сеть которых раскинулась по всей Швеции. В одном только Стокгольме было двадцать ресторанов «Норма».
Лейнасар знал, что там мыло посуду немало господ и дам бывшего высшего круга, по крайней мере на первых порах эмиграции. Рабочий день был длинный, с десяти утра до десяти вечера, жалованье — одна крона и тридцать пять эре в час и возможность бесплатно поесть, в основном объедки, оставленные посетителями ресторана.
Кое-как можно было жить. Но Лейнасар твердо решил найти работу по специальности. А пока они жили семеро в одной комнате, спали вповалку на полу и, к ужасу хозяйки, там же регулярно играли в баскетбол. Мячом им служила шапка.
После безуспешных скитаний Лейнасару повезло. Его приняли на работу в электромеханическую мастерскую, изготовлявшую измерительные приборы.
Наконец он мог начать хоть и скучную, ничего не обещавшую, но все же нормальную жизнь. Он, в сущности, был в гораздо лучшем положении, чем большинство из «сливок», ибо те умели только болтать. Поэтому ему особенно надо было беречь от них карманы, беречь каждую заработанную крону. А охотников до чужих крон становилось все больше и больше.
Небольшая, но прилично оборудованная мастерская помещалась в первом этаже дома. С рабочего места Лейнасар видел оживленную, обсаженную деревьями площадь, слышал, как справа, по одной из главных стокгольмских улиц, грохотал трамвай. Слева можно было различить арки моста через шхеру. Прямо напротив — своеобразное здание ратуши из красного кирпича, с башней. Часы на башне били каждый час.
Вся мастерская занимала две комнаты. В меньшей работал какой-то эстонец. В другой — Лейнасар, радист Манголд, один швед, а иногда, сдельно, и еще один. Это и был весь наемный персонал.
ebooksa