Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Можно ли это? Не будет ли неприятностей?

В правление общества был избран и Скалбе. Сразу же после этого деятели второй группы пригласили Скалбе на свое совещание и предложили ему войти в правление. Скалбе согласился и на это.

Первые кирпичи фундамента объединения были заложены. Никаких особых задач у собрания не было — оно только избрало временное правление, которому до «народного собрания» следовало разработать устав.

Председателем объединения избрали Франциса Балодиса, а его заместителем — руйенского ловкача Слокенберга. Остальные члены правления, включая Скалбе, были почетными лицами для приманки «народных масс».

Но и это собрание не обошлось без происшествий.

Для финала необходим был национальный апофеоз. Кто-то предложил спеть народную песню. Это большинству присутствовавших пришлось по душе. Каждый в свое время и в иных условиях пел эту песню. Теперь она навевала разные воспоминания. И эти воспоминания перемешивались со смутными надеждами на то, что благодаря только что основанному объединению можно будет когда-нибудь вернуть старые добрые времена. Эти люди забыли или же никогда не знали о старой турецкой поговорке, что надежда — веревка, которой уже многие удавились.

Только сам Францис при первых же звуках песни нахмурился и с неподдельным темпераментом накинулся на участников собрания.

— Без песни пьяниц никак нельзя?

— Помилуйте, профессор… — попытался кто-то возразить.

— Вы мне не говорите! Это самая обыкновенная песня пьяниц, и на серьезном собрании она неуместна!

— А народ…

— Вы меня народом не пугайте! Народу нужны вожди, которые его наставляют, а то как бы он не побежал обратно туда, откуда вы его притащили.

— Мы понимаем, что торжественнее и более уместно было бы «Боже, благослови Латвию!», но, как вы знаете, официальные шведские круги не желают…

— А «Да возликует гордая песня!» вы уже успели позабыть? Красный туман вытеснил ее из ваших мозгов?!

— Но… но… но…

Балодис что-то зло крикнул и покинул собрание.

Остальные только развели руками. Начальник рассердился, и это было не к добру. Один Слокенберг сохранил хорошее настроение и беспечно махнул рукой. Нечего волноваться — пройдет! С тех пор как Францис стал побаиваться язвы желудка, застольные песни больше не в его репертуаре. Кроме того, надо принять во внимание политический момент. О нем ни в коем случае не следует забывать. Когда дело касается политики, то Францис тверд как кремень. С ним надо считаться! Шведы к нему прислушиваются. А разве в политике твердость не нужна? Вот и теперь — кто имеет главный вес в создании объединения? Францис Балодис. Кто не позволит всяким «ауструмсцам» и другим «диким» сесть нам на голову? Францис. Подумаешь! Они организовали перевоз? А кто бы еще лучше организовал, да и не только лодки, а пароходы, если бы только захотел? Францис! Ну, ладно, посылали лодки, перевозили через море, но разве мы, корпоранты и другие порядочные люди, будем поэтому их рабами? Не выйдет! Они будут доить, а мы — корову за рога держать? Не выйдет! Теперь, когда у нас свое объединение, пускай Салнайс, Чаксте, Брейкш и вся их компания убираются. А мы, корпоранты, еще погуляем! Будет объединение, будут и деньги. Сможем не только погулять, но и выпить!

Конец монолога вдохновил и самого оратора. Вдруг он замолчал и обвел всех пристальным взглядом.

— В самом деле! А что, если нам вечерком сходить куда-нибудь посидеть? Корпорантские песни… Тряхнули бы стариной.

У Слокенберга нашлось много сторонников. Но кто-то скептически вставил: