Когда дождь и ветер стучат в окно

22
18
20
22
24
26
28
30

— Где же тут посидишь? Был бы хоть «Малый Верманский».

— «Малый Верманский» — это только мечта.

— Которой уже не сбыться, — заключил другой.

— В баре Шварца тоже не худо было.

— А в «Ганимеде»?

— А в «ОУК»?

— Ребята, ребята, хватит! А то просто заплачешь.

— Вот именно, потому и нечего выть: черт в аду не пропадет, а Слокенберг в Швеции тем более. Я знаю тут одно такое местечко, что лучше не придумаешь. Правил без исключения не бывает.

— Ну, говори!

— Ну, так знайте, что не каждый найдет то, что может найти Слокенберг.

— Ты совсем не любишь хвастать.

— Да я не хвастаю, а говорю: пошли в «Мону Лизу»!

— В «Мону Лизу»! В «Мону Лизу»!

Слокенберг не лгал. В «Моне Лизе», которая помещалась в подвале какого-то дома на Кунгсгатан, обычно собирались студенты. Тут скорее можно было договориться о каком-либо исключении из правил, чем в других ресторанах. Разумеется — за кроны. Но если уж теленок родился, то и молоко найдется. Слокенбергской компании отвели отдельный кабинет.

Они пили и пели, забывая о том, что находятся на чужбине. Постепенно возникала атмосфера рижских корпорантских шабашей. Под утро вместо песен раздавались лишь отдельные истошные визги. Кое-кто клевал носом. Иной по старой привычке сполз под стол и погрузился там в беспокойный сон.

Слокенберг охмелел быстро, но не сник. Только по затуманенному взгляду видно было, что он уже ничего не соображает.

— Теперь должно что-то произойти. Руйенский пастор непременно что-нибудь выкинет, — сказал какой-то корпорант.

И произошло.

— Что делают архангелы, когда напиваются? — воскликнул Слокенберг, выйдя на середину комнаты и размахивая руками.

— В дудку дуют.