Земля избранных

22
18
20
22
24
26
28
30

– Не хочу ссориться, – пояснил Нери. – Оставь меня, пожалуйста, одного!

– Ты выдворяешь меня из собственного дома, между прочим! – заметила Кантана. – Ты здесь – никто, и напыщенность не увеличит твою значимость.

– Хорошо, – Нери пересёк кабинет стремительными широкими шагами. – Тогда я уйду.

– Вот и пожалуйста! – разъярилась Кантана. – Без тебя тут было просторнее.

– Ты, между прочим, сама притащила нас сюда, – заметил Нери. – Но спасибо за честность. Мы с Мией не будем долго стеснять твоё высочество. Как только мне удастся немного подзаработать и снять комнатушку – немедленно уйдём.

Хлопок двери походил на пощёчину. Книги на полках испуганно вздрогнули, покоряясь волне, метнувшейся по воздуху. Бархатные занавески плавно закачались, позволив красоте ночного сада просочиться сквозь узкий прогал.

Восемь грубых листочков, исписанных цифрами и знаками, согревали руки Кантаны. «И это – твоя благодарность?» – прогремел в голове знакомый голос. Раскаяние окатило сердце ледяным водопадом. Холод межсезонья, проникающий в комнату сквозь щели в рамах, стал враждебным.

Вот, что случается, когда нервы на пределе. Вот, когда горячее сердце и чумная голова играют против тебя самой.

– Нери?! – Кантана метнулась к двери и распахнула её, впустив в комнату сосновый запах. – Нери, постой!

Коридор был тёмен и пуст. Сарина уже погасила свечи. Лишь лунный свет, проникающий сквозь окно у лестницы, чертил на ковровой дорожке голубые линии.

8

Четвёртый сезон давно не знал столь ясных и лунных ночей. Лик убывающей луны, застывший в затуманенном облаке у горизонта, походил на готовое треснуть от сока яблоко. Ветви плодовых деревьев в саду горели голубым пламенем, вплетаясь в шёлк звёздного неба. Синяя тьма стелилась у корней, пряча под своим покровом нити извилистых троп.

Анацеа стояла у окна, сжимаясь от проникающего в комнату холода. Сон никак не шёл. Она не могла оторвать взгляд от сияющего в лунном свете лезвия ритуального кинжала. Голубая искра отблеска носилась по острому краю от треугольного кончика к основанию и обратно, когда Анацеа переворачивала оружие в руках.

Мысли путались в голове, носясь от одного полюса к другому. Слишком много роковых событий обещала жизнь. Три жалких дня осталось до Посвящения внучки Эладе. Всего три… Семьдесят два часа до того момента, как единственный сын уйдёт к Покровителям. Она боялась этого события с того момента, как жрица, принимающая роды, впервые приложила Элатара к её груди.

Анацеа прекрасно помнила все Посвящения, на которых присутствовала. Она была уверена, что брызги крови, бьющие из перерезанных сосудов, горечь слёз и надсадный стук топора по Алтарю не забудутся даже тогда, когда Покровители заберут её к себе. Она помнила, как рыдала и билась в истерике её вторая свекровь во время посвящения Зейданы. Вершитель не смог перерубить шею Зейдилея с первого раза. Сможет ли она сдержаться, когда отточенный металл рассечёт шею Элатара?

Живые картины прошлого всплывали в памяти одна за другой, как раздутые мёртвые тела, выдворенные течением на поверхность стоячего водоёма. Возможно, Элатар прав в своём желании отказаться от Посвящения?! Нет, нет: нельзя даже допускать таких мыслей! Анацеа поёжилась то ли от холода, то ли от подступившего к горлу страха.

Всё должно делаться так, как велят Устои и Положения. Люди начали следовать новым законам после Возмездия и получили в награду знания, о которых не могли и мечтать ранее!

Хватит думать о горьком! За семьдесят два часа может случиться второе Возмездие. Пора переключиться на близкие цели. Анацеа вдохнула запылённый воздух, сдобренный лунным светом, и застыла, прогоняя дурные воспоминания.

Почему бы не подумать, что делать с Дланью, например. Ведь теперь доподлинно известно её имя! Теперь она знает, что юная колдунья, наводящая ужас на весь Девятый Холм, куда ближе, чем думалось, и намного слабее, чем можно себе предположить. Миа Бордон! И наделили же её Покровители столь милой внешностью и жалобным взглядом! Не иначе, как маскирующая окраска. Как у зелёной гусеницы, что жадно поедает капустный лист.

Но как бы Миа ни давила на жалость, избавить мир от смертельной опасности не составит труда. Анацеа всегда считала хладнокровие своей сильной стороной. Завтра Совет определит судьбу девочки, и Анацеа, безусловно, будет настаивать на уничтожении.