Анацеа снова взглянула в глаза иномирянина, и грудь опять пронзило лезвие невидимого меча. Сердце ухнуло, упав в пятки. Слишком уж твёрдым казался его взгляд. Вместе с холодом испуга пришло осознание. Нери, казавшийся всегда таким слабым и покорным, не сломается. Скорее уж уступит её блудная дочь.
И Анацеа оказалась права.
– Я передумала, – дверь подсобки распахнулась, явив побледневшее лицо Кантаны. – Отпусти их, мама. Тебе ведь нужна я, вот и забирай меня.
3
Кантана бесстрашно вышла из подсобки навстречу матери. В замызганном платье, но гордая. Ещё одна нить к спасению оборвана, чего и следовало ожидать. Впрочем, Нери сразу предполагал, что она сдастся. Какой бы дерзкой Кантана ни прикидывалась, предавать – не её конёк. И твёрдо стоять на своём – тоже. Но… Ситуация цвела такими красками, что Нери охотно простил бы и предательство, и бегство. Безоговорочно. Безусловно…
Даже не так. Он предпочёл бы, чтобы Кантана сбежала и бросила их. Потому что от одной только мысли о том, что она продолжит существование в Пропасти, униженная и искалеченная, становилось дурно. Розы растут не для того, чтобы им обрывали лепестки и ломали шипы. Даже если они цветут чёрным.
Кантана вскинула лицо. Нити паутины заблестели в смоляных волосах. На щеках обозначились влажные разводы.
– Я пришла, – произнесла она, обращаясь к Анацеа. – Что сделаешь ты теперь? Отрубишь мне руки? Вырвешь язык?
– Если потребуется, – ответила Анацеа совершенно без интонаций. – Ты слишком многое совершила, Кантана Бессамори. На этот раз я не буду тебя жалеть.
Интересно, что она хочет этим сказать? Нери никогда не думал, что Анацеа Бессамори настолько жестока, чтобы отдать дочь на публичное растерзание. И даже сейчас в голове не было подобных мыслей. Однако Нери верил в силу аффекта. В безумие, превращающее кровь в хмельное вино. В движущую силу ярости. И в ошибки тоже верил. Даже в те, которые нельзя исправить, сколько ни умоляй время обернуться вспять.
И что-то в голосе прародительницы клана подсказывало Нери, что шутками здесь и не пахнет. Да и холодная решимость в глазах Анацеа лишь подтверждала догадки.
Плечи Кантаны едва заметно дрогнули. Сомнений нет: хочет покончить с разговором, развернуться и убежать в никуда. Это было бы разумное решение. И Нери, несомненно, вздохнул бы с облегчением. Но вместо того, чтобы оправдать надежды, Кантана лишь гордо распрямила спину и вытянулась.
– Да, мои ошибки слишком явны, – она снова посмотрела в глаза матери. – Но я не хочу быть изгоем. Я рождена, чтобы дарить благо своей магии людям. Чтобы любить и приносить лучшее, на что способна. Так, как велели нам Покровители. Если желание стать той, кто я есть на самом деле, слишком большое – делай со мной что считаешь нужным. Прогибаться под напором и прятаться – не мой путь. Пусть этим занимается Тилен.
Брови Кантаны сошлись над переносицей. Девушка в чёрном, сопровождающая Анацеа и её бородатую подругу, подозрительно напоминающую Дею 26, ахнула, однако, не рискнула держать ответ. Только последний дурак не понял бы, что отношения, склеенные из осколков неимоверным трудом, в это мгновение пошатнулись и рухнули окончательно.
– И ты, – добавила Кантана, легко коснувшись руки Анацеа. – Будь винтиком в этом механизме Разрушителей и дальше. Это твоё право, как бы мне ни было больно. Только знай, что ни одна мать в здравом уме не поведёт свою дочь на казнь.
– Ты не права. Порядки и Положения – великая сила, помогающая избежать анархии и войны, – возразила Анацеа.
– Первый Холм вот-вот атакует нас! И помогли вам Положения?! Чушь это всё!
– У каждого своя роль в жизни, и не нужно пытаться сыграть чужую. Кто знает, может быть, рыбы в водоёме тоже хотят летать?
– А той, что сможет, сородичи обрубят плавники?
– Сама подведёт себя к смерти, – отрезала Анацеа. – Как и ты, Кантана.