Зашумело радостным шумом. Яхта была в надежной гавани. Главное, никто ее не видел.
Аконт выключил и убрал аппараты. Туман висел в воздухе сплошной завесой.
Все свободное время Аконт проводил у Генриха. Генрих пришел в сознание на третий день, но в памяти образовался провал. Он не мог вспомнить того, что с ним было в день несчастья.
Когда опустился туман, экипаж «Разведчика» пришел в уныние. Теперь «Искатель» окончательно был потерян из виду. Полагаться оставалось только на себя. От безделья нервы разгулялись. Вспоминали легенды и рассказы об острове, всю жуть гибели десятков, а может быть, и сотен подобных экспедиций. Даже не обошлось без видений и вещих снов. Словом, на второй день настроение было «назад — домой».
Тройка проголосовала вопрос и единогласно, с разными оттенками грустного и радостного чувства, постановила — вернуться.
Когда председатель вызвал капитана к себе в каюту, всех поразил звук взрыва, раздавшегося вблизи. Взрыв мог быть только на «Искателе». Следовательно, «Искатель» недалеко.
Члены тройки переглянулись и, по безмолвному соглашению, — возвращение было отменено.
Но как нащупать «Искателя»? Пущен был самый сильный прожектор — он осветил, да и то неясно, едва полтора-два метра и уперся в туман. Безнадежной была попытка что-либо разглядеть. Надо заставить «Искателя» подать о себе весть и таким путем определить направление, в котором следует его искать.
День прошел в придумываниях; наутро все, словно сговорившись, предложили дать тревожный гудок.
Капитан «Разведчика» одобрил эту мысль и в тот момент, когда аппарат Аконта резал туман, на «Разведчике» даны были два тревожных гудка. Эти гудки капитан «Искателя» и принял за гудки смерти.
Пять, десять, пятнадцать минут мучительного ожидания… Никакого ответа. Начала закрадываться мысль, что взрыв на «Искателе» был роковым. «Искатель» пошел ко дну.
Час от часу не легче. Если так, то надежда найти остров погибла окончательно. Капитан «Искателя» был бездетным и своей тайны он никому не завещал.
Оставалось ждать момента, когда рассеется туман, и ни с чем вернуться домой. Это было особенно не по душе капиталисту — слишком большие средства были вложены в это предприятие.
Решение разрядило атмосферу. Особенной устойчивостью никто не отличался — всех прельщало только золото, — и чем бледнее становились перспективы, тем быстрее падала энергия.
Когда через четыре дня рассеялся туман, так же внезапно, как налетел, у всех выкристаллизовалось твердое решение — «назад».
Самая сильная подзорная труба не могла обнаружить на горизонте и подобия судна.
Яхта тронулась. Три дня стояла прекрасная погода. На рассвете четвертого в воздухе почувствовалось что-то недоброе. Легкий ветерок нежно, точно лаская, рябил гладь океана. Издали подходили волны побольше. На горизонте появились белые гребни. Ветер нарастал, он уже трепал паруса, а волны лизали корпус яхты. Упали первые крупные капли дождя.
Через час-полтора шторм разыгрался. Он бросал яхту, как щепку, из стороны в сторону, то вознося ее на вершину волны, то низвергая в бездну и, словно из ведра, поливал ее потоками дождя. Яхта погружалась носом глубоко в воду, трещала от ударов набегавших валов, но не сдавалась.
Стоять на мостике нельзя было. Капитан и его помощник, отчаявшись в этой борьбе, отдали себя в руки судьбы. Улучив момент затишья между валами, капитан ушел вниз.
И следом набежавшая волна, точно она только и ждала его ухода, слизнула с палубы все, что на ней было, оставив лишь одни трубы. Капитанская будка с рулем, с компасом, все добавочные установки — все ушло. Каким-то чудом удержалась только лодка. Теперь волны могли свободно перекатываться через палубу, рыча при столкновении с лодкой и трубами.