Животный ужас охватил их. Кому остаться? Кому быть заживо погребенным? Сейчас, как никогда, жизнь представлялась прекрасной — там, на материке; все это пронеслось молнией в голове, приковало настоящее к прошлому и придало глазам то особое выражение, какое бывает, когда исчезает последняя надежда.
У одних тусклая безнадежность и покорность судьбе — у других злая воля к борьбе.
Макс пробежал глазами по лицам и оставил покорных судьбе — они безопаснее.
Он обещал, и капитан это подтвердил, вернуться не позже пяти-шести месяцев и всех увезти. Что же касается тех, которые остались по ту сторону — их тоже возьмут в следующий раз.
Таким образом, взяты были шесть человек. Среди оставшихся были инженер и геолог с «Разведчика».
Макс поставил условием возврата полную охрану и неприкосновенность водопроводных труб.
Затем все сошли на берег и произошло знакомство с семьей Человека.
Макс, насколько позволяло время, познакомил остающихся с историей семьи и географией острова, совершенно умолчав о сокровищах, тем более, что остававшимся было не до расспросов — да и зачем могли им тут понадобиться сокровища?
С яхты были даны три палатки и разное оборудование, нужное в повседневном обиходе. Новые обитатели острова провели первую ночь на новом месте.
Икар всю ночь не уходил с берега. Он не спал и не сводил пристального взгляда с яхты. Когда же наутро на палубе появилась Орел — он ринулся на яхту. Пришлось выстрелить в воздух — раз и другой и только это новое зрелище остановило Икара — Орла же с палубы пришлось удалить.
В семь часов утра яхта должна была сняться с якоря.
В пять часов Аконт с Генрихом появились на палубе с каким-то новым аппаратом. Это были трубы вроде граммофонных, затянутые с одного конца тонкой перепонкой. От другого отходили резиновые трубочки, соединенные с ящиком. На крышке ящика были часы.
Ящик установили на самом краю палубы, в том месте, где не было перил; трубы спустили в воду. Генрих надел водолазный костюм, спустился под воду и укрепил трубу справа выше винта, широкой стороной наружу. Затем вдоль корпуса приладил трубки, соединявшиеся с ящиком.
То же проделано было слева и над самым винтом.
Капитан улыбался — он привык уже к сюрпризам Аконта — догадывался часто, к чему ведет та или иная затея, но на сей раз ничего не понимал.
Он весь ушел в распоряжения, связанные с отплытием яхты; разбираться ему некогда было, и затея его забавляла, особенно теперь, когда все было кончено, и судьба экспедиции переходила в его руки — вот почему он улыбался.
В 6 часов 30 минут первый гудок. Икар вьюном забегал по берегу, куда к тому времени собралась вся семья Человека во главе с ним и остававшимися членами экипажа «Разведчика».
Человек обнял свою жену, поцеловал ее, взял на руки Гоми, который трепетно к нему прижался, и направился к яхте. На лице обезьяны изобразился ужас. Она быстро-быстро заморгала глазами, тихо повела головой из стороны в сторону, а затем со звериным ревом схватила Человека за плечи и повернула к себе лицом.
Она уставилась на него, ничего не произнося, и, впервые за всю их жизнь, он увидел на ее лице крупные слезы, скатывавшиеся одна за другой. Она положила голову к нему на плечо, а рыдания становились все громче — это были человеческие слезы.
Человеку стало не по себе. Оттолкнуть ее — но ведь тридцать лет привязанности за плечами, тридцать лет такого внимания, какое редко встретишь в человеческом обществе — не ее вина, что она не человек.