Икара привели в сознание, но он был еще настолько слаб, что совершенно не интересовался окружающим.
Он был приятно поражен — это видно было по его лицу — когда увидел над собой лицо доктора, улыбался Аконту и Генриху, часто его навещавшим. Очевидно, где-то в сознании начинала устанавливаться связь, но картина еще была смутной.
Аконт занялся красавицей и пиратом. Ежедневные массаж и гимнастика, проводившиеся доктором, все больше укрепляли их организм и возвращали членам свободную подвижность. Красавица уже делала несколько шагов по своей каюте.
Поселили ее в одной каюте с Орлом и Лорой — это была женская половина. Когда яхта уходила в экспедицию, никто не предполагал, что на обратном пути будет такое разнообразное женское общество.
По разным причинам Аконта больше всего занимало восстановление речи. Красавица забыла очень много слов — и ее надо было учить сызнова. Но вместе с тем хотелось сохранить всю первоначальную сочность провансальского языка и образность выражений, присущих тому периоду. Надо было не обучать вновь, а вызывать в памяти забытые образы.
Несмотря на то, что с момента подъема ее из поддонного замка прошло много недель, в ее взгляде и движениях было очень много пугливости.
Она привыкла к Орлу, ухаживавшей за ней, привыкла к доктору. Но ее большие васильковые глаза настораживались, когда в дверях каюты показывалось новое лицо. Видно было, что новое положение свое она не осознала, а старое забыла.
Эту работу восстановления забытых образов и слов поручили Человеку, знавшему провансальское наречие. В его приветствии она, видимо, уловила что то знакомое, — впервые за все время на ее устах заиграла улыбка.
Человек приступил к занятиям и вел их с той настойчивостью, какая бывает только у людей, прошедших тяжелую школу борьбы за свое существование.
Гораздо труднее было с пиратом. Он был определенно флегматичен. Ни на что не отвечал, ел, пил, что давали, относился равнодушно ко всему окружающему. Он даже не мычал.
Тот, второй, которого оставили на берегу, по временам приходил в экстаз. Аконт заметил, что некоторые звуки выводили его из равновесия. Очевидно, они будили в его голове воспоминания, и мышцы реагировали на них. Так объяснил он, между прочим, случай с гудками. Вероятно, он был большим пиратом, из начальников, — и звук гудка разбудил в нем целую гамму былых переживаний, когда надо было распоряжаться, кому-то приказывать, с кого-то спрашивать.
Аконт решил попробовать идти по этой линии. Он наметил ряд звуков, которые могли встречаться в прошлом этого пирата. Он сконструировал небольшой аппарат, дававший различные звуковые сочетания и поручил Генриху наблюдать, как они действуют на пирата. Это тем легче было сделать, что поселили их в одной каюте.
Наибольшие заботы представляла семья Человека. Как договориться с ними? Как найти тот общий язык, который дал бы возможность этим новым людям усвоить начатки культуры? Аконт принадлежал к тем людям, которые не считали человека чем то высокостоящим, а были уверены, что человечество проходит мимо животного мира не потому, что оно выше его, а потому, что его не понимает. На материке он уже начал работу по составлению собачьего словаря и сейчас решил применить тот же метод к семье Человека. Маленького же Гоми прямо обучать человеческому языку.
Аконт был уверен, что скудость животного языка объясняется тем малым числом предметов, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни.
Аконт принес фонограф в каюту, куда поселили Человека с женой. Фонограф должен был записывать беседу Человека с женой и сыном. Перевод этой беседы на французский язык записывал другой фонограф.
Такой же аппарат установили в лазарете, где записывались звуки, произносимые Икаром. Икар чувствовал себя уже хорошо, но ушиб ноги не позволял ему двигаться и, лежа на койке, он напевал какие-то песенки. Когда были получены первые пластинки, Аконт вставил их в граммофон и пустил с сильно замедленным ходом.
Сопоставляя слова и звуки, он начал анализировать звуковой состав речи семьи Человека и составлять словарик.
Быстрее всех с новым положением освоилась собачка из поддонного замка. Это было взлохмаченное существо, полное первобытной энергии. Она была всюду, но привязанность свою изливала красавице. Запах ли платья, или что-то другое, неуловимое, говорило так много простому собачьему сердцу.
Команда была совершенно спокойна. Макс решил наблюдать и не вмешиваться без нужды в естественный ход событий.
Таким образом протекала жизнь в течение первой недели.