— Должно, дыра, — сказал Николай.
— Надо выручать.
Побежали в лагерь сообщить. Когда оттуда пришел инженер с двумя матросами, захватившими, что было под рукой, снизу раздался голос:
— Эге, ребята, да тут целая постройка!
— Жив и цел? — спросил инженер.
— Эге! Ну-ка, дайте сюда света.
Побежали за лампами. Из лиан на скорую руку свили лестницу; инженер с Николаем спустились на дно могилы.
Петро стоял и потирал бока рукой. Он ушибся при падении. Глаз освоился с полумраком и различал кой-какие очертания.
— Да, здесь, действительно, постройка. Честь честью колонны, своды. А ну-ка посвети, Николай!
Они двинулись вперед, предшествуемые Николаем с фонарем. Несомненно, это было сооружение, имевшее какое-то специальное назначение.
Николай поднял лампу выше, — сделал шаг; раздался всплеск воды, и пламя погасло.
— Николай, — окликнул инженер.
— Жив, — ответил голос из воды, — но вот фонаря не поймаю и здорово мокро.
Инженер зажег спичку — и был поражен. Николай стоял в какой-то белой массе — воды не было; фонарь лежал сбоку. Быстрым движением инженер поднял фонарь. Он был весь покрыт какими-то белыми кристалликами, но сухой. Лампа зажглась, как ни в чем не бывало.
— Ползи!
Николай, держась руками за край бассейна, вылез, весь покрытый кристаллами.
Они обошли бассейн и уткнулись в дверь, покрытую тиснением по золоту.
— Вот так штука, — сказал Петро, к которому перешел фонарь, — жилось, видать, публике недурно.
Дверь легко приоткрылась в коридор, оканчивавшийся круглой залой. Посередине стоял столб, а на нем железное кольцо. Столб был каменный, из куска скалы, и место, где прикреплялось кольцо, было сильно натерто.
Из залы вели три двери.