Высунула язык и повесила трубку — в ту же секунду спустился Джордж Ханнафорд. Она помогла ему надеть пальто, встав при этом как можно ближе, открыла ему дверь и вышла вслед за ним на крыльцо.
— Миссер Ханнафорд, — вдруг сказала она, — эта мисс Эйвери, она уже пять-шесть раз сегодня звонила. А я говорю, вас дома нет, а миссус я об этом ни слова.
— Что? — Он уставился на нее, пытаясь понять, много ли ей известно.
— Она только что опять звонила, так я сказала, вас нету.
— Хорошо, — ответил он отрешенно.
— Миссер Ханнафорд.
— Да, Долорес.
— Я не зашиблась нынче утром, когда упала с крыльца.
— Ну и хорошо. Спокойной ночи, Долорес.
— Спокойной ночи, миссер Ханнафорд.
Джордж улыбнулся ей — слабой мимолетной улыбкой разрывая висевший между ними покров, неосознанно обещая возможный пропуск в мир тысяч восторгов и чудес, ведомый только ему, находящийся под его владычеством. Потом он зашагал к поджидавшей машине, а Долорес присела на крыльце, потирая руки жестом, который мог означать и экстаз, и муку, и принялась следить за восходом бледной, ущербной калифорнийской луны.
Один из самых давних друзей[26]
(
Весь тот день Марион была счастлива. Она бродила по их крошечной квартирке, заглядывала в детскую, помогала молоденькой няньке кормить детей с ложек, с которых капало; потом немного почитала на новом диване — то была самая экстравагантная вещь, которой они обзавелись за пять лет брака.
Услышав в прихожей шаги Майкла, она повернула голову и прислушалась; ей нравилось вслушиваться в его поступь, всегда осторожную, как будто рядом спят младенцы.
— Майкл.
— А… привет.
Он вошел в комнату — рослый, широкоплечий, худой, тридцатилетний; высокий лоб и добрые черные глаза.
— А у меня новость, — сказал он с ходу. — Чарли Харт женится.
— Не может быть!