Горестная история о Франсуа Вийоне

22
18
20
22
24
26
28
30

— Вот я тебя поймаю, — снова раздался тот же голос, в котором звучала нескрываемая злоба, — и переломаю все кости. Ты где?

Брошенный булыжник с грохотом покатился по мостовой, и Франсуа понял, что его преследует какой-то здоровенный, если судить по той силе, с какой он швырнул камень, мужик. Он припустил со всех ног и бежал, не оглядываясь, выбирая самый короткий путь, пока не добрался до перекрестка улицы Арфы с Кукольной; только там, поняв, что улизнул от преследователя, и почувствовав себя в безопасности, он с облегчением вздохнул и отправился спать.

Разбудил его крик старьевщика: «Старые башмаки!» Опять лил дождь. Разносчики заглядывали в окна, мимо которых проходили, и выкрикивали название своего товара, пытаясь соблазнить покупателей. Франсуа узнал старика, который плаксиво выпевал: «Селедки соленые… копченые!» А вот здоровенная толстуха катит тележку и через каждые десять шагов взревывает хриплым, прямо-таки мужским голосом: «А ну, кому моих красавчиков?» — она продает сыры из Бри в соломенных плетенках; купить у нее можно и целую головку, а можно и ломоть.

Франсуа почувствовал голод. Он спустился в кухню, отрезал ломоть хлеба, кусок сала и, не думая о том, что Югетта будет ворчать из-за наделанного им беспорядка, вернулся к себе в комнату, закрылся и стал есть. Настроение у него было отличное. Крики, долетавшие с улицы, не раздражали, а, наоборот, радовали. Несмотря на дождь, что струился по оконным стеклам, и некоторую вялость в теле, оставшуюся после визита к Марион, голова у него была ясная; ему хотелось жить, двигаться, что-то делать.

— У-ух! — счастливо выдохнул он.

Он схватил с полки толстенный томище, раскрыл, принялся читать, прочел подряд несколько длинных параграфов и был поражен, что ему все понятно. Обычно он всячески отлынивал от чтения. Он не видел никакого удовольствия в том, чтобы забивать себе башку всеми этими определениями, которые по лености своей с трудом одолевал, и они мгновенно у него перепутывались. Но в это утро чем дольше он читал, тем больше удовольствия получал и от чтения, и от того, что прочитанное выстраивается в голове в строгом порядке. Даже текст «Doctrinal», даром что невыносимо скучный, казался ему ясным, и Франсуа время от времени закрывал глаза и на память повторял его слово в слово, приходя от этого в несказанный восторг.

«Что меня так переменило? — с изумлением спрашивал он себя. — Я учусь и все запоминаю. Мэтр Гийом будет доволен!»

Дальше — больше, и он уже почти перестал удивляться собственному усердию и тому, как все легко понимает и запоминает. И то сказать, для парня, который шлялся всю ночь, овладевать латинским синтаксисом куда как непросто, однако для Франсуа он не составлял никаких затруднений. Он переходил от главы к главе, останавливался на примерах, чтобы закрепить правило, шел дальше или возвращался к уже прочитанному; если не все понял, проверял, как запомнил, потом вскакивал и прохаживался по комнате, радостно потирая руки.

Возбужденный приятностями учебы, о которых он даже не подозревал, Франсуа поглощал очередную порцию «Doctrinal», когда к нему в комнату нагрянул дядюшка, удивленный тем, что племянник не вышел к завтраку.

— Ты что, забыл, который час? — поинтересовался мэтр Гийом. Франсуа обалдело взглянул на него.

— Полдень прозвонили, — сообщил мэтр Гийом.

Он подошел к раскрытой книге и, не веря собственным глазам, принялся листать ее, видимо, из опасений, не прячет ли племянник между страницами что-нибудь недозволенное.

— Как! Ты занимаешься синтаксисом?

— Ну да, — ответил Франсуа.

Щеки у него разгорелись, глаза пылали, на лице был написан живейший восторг, и это тронуло мэтра Гийома. Секунду-другую он смотрел на племянника, ощущая его простодушную гордость, потом покачал головой и промолвил:

— Дитя мое, всему свое время. Сейчас пора за стол. Югетта поднимет крик, если ты заставишь себя ждать. Да вот, послушай!

— Слышу! — улыбнулся школяр.

И впрямь, глухой и тот бы услышал пронзительный фальцет, доносившийся с первого этажа:

— Спускайтесь, мэтр Гийом! Все остынет! Спускайтесь! А насчет него можете не беспокоиться — этот шалопай уже поел!

— Когда это ты успел? — удивился каноник.