— Куда ты? — удивился Франсуа.
Овладев собой, Марион указала на сундук, в который она прятала деньги, что ей платили, и сдавленно хохотнула, чем привела Франсуа в полную растерянность.
— Да погоди, — сказал он. — Куда торопиться?
— Нет, — заявила Марион. — Будет лучше, если ты сейчас уйдешь. Время позднее.
— Как! Уже?
Закрыв сундук, Марион вернулась и торопливо, словно боясь, что ее поймают, сунула Франсуа два почти новеньких экю, потом с поцелуями и уговорами вытолкала его из постели и подала одежду; Франсуа без всяких протестов взял ее, не понимая, почему на душе у него одновременно радостно и печально.
Непонятная спешка, с какой его выпроваживали, удивила Франсуа, но сопротивляться он не стал. Деньги, которые он сжимал в кулаке, мешали ему спорить с Марион, а она с нескрываемым страхом все торопила его. Что с ней приключилось? Почему она выгоняет его, даже не дав ее отблагодарить? Может, она рассердилась? Да нет. Франсуа прекрасно видел, что нет. Но выглядела она очень обеспокоенной и, помогая ему одеваться, так боязливо поглядывала на дверь, что в конце концов, чтобы успокоить ее, он сказал:
— Ну все. Я ухожу.
— Только не шуми, — шепнула Марион. — Ты готов?
Она опасливо приоткрыла дверь и, когда Франсуа собрался обнять ее и на прощание поцеловать, торопливо пробормотала:
— Нет, нет! И будь осторожен, чтоб не узнали, откуда ты идешь. А то тебе за это обломят. Ну ступай.
— До завтра?
Марион отрицательно покачала головой.
— Как! — изумился Франсуа. — Ты не хочешь видеть меня?
— Я днем дам тебе знать, — почти шепотом сказала Марион, вытолкнула Франсуа из каморки и, едва он вышел, захлопнула дверь и заперла ее на засов.
Тьма на улице была такая, что на фоне неба с трудом можно было различить очертания крыш и вывесок. Нигде ни огонька. Ноги на грязной мостовой разъезжались. Франсуа, непривычный ходить в таком мраке, двигался вслепую. Вокруг ни звука, ни шума; ощущение, будто в домах по обе стороны улицы все крепко спят, мирно похрапывая да время от времени поворачиваясь на другой бок. Тишина вокруг была такая, что казалось, она стоит вязкой стеной и Франсуа с трудом продирается сквозь нее. От этого безмолвия ему стало не по себе.
— Черт возьми! — буркнул он и остановился.
Он пощупал в кошельке деньги, и у него возник соблазн вернуться, тем паче что от каморки Марион он ушел не слишком далеко, а девушка небось уже раскаивается, что выставила его на улицу в такую ночь. Но тут чей-то хриплый голос окликнул его:
— Эй, ты!
Франсуа предпочел не отзываться.