Колен подмигнул, улыбнулся, и Франсуа, который каким-то шестым чувством ощутил, как язычок замка стронулся с места, кивнул Маленькому Жану.
— Пошло! — подбодрил тот Колена, у которого весь лоб был усеян каплями пота. — Давай, не боись!
— Поддался! — воскликнул Колен внезапно охрипшим голосом. — Раны Христовы, получилось!
Он отодвинул Франсуа в сторону, открыл сундук, сунул туда обе руки и извлек сперва кипу каких-то бумаг, а следом мешок из грубой холстины.
— Вот он, родименький! — радостно произнес он.
Франсуа побежал позвать Ренье, а потом они вчетвером, сидя на полу, сосчитали добычу. На каждого вышло по сто двадцать экю. Это было просто здорово! Каждый получает сто двадцать золотых экю; правда, из них они решили заплатить Табари и скинуться на завтрашнюю пирушку.
— А что с сундуком? — спросил Франсуа.
Маленький Жан сложил туда бумаги, которые разлетелись по полу, запер замки, и через несколько минут вся четверка была уже по другую сторону стены, где их дожидался Табари.
— Ну что? — нетерпеливо осведомился он.
В ответ Колен рявкнул:
— Плащи? Где плащи? Давай их живей сюда! А решетку ты собираешься унести или так и оставишь ее здесь у стены?
— Сейчас унесу, — опешил Табари.
— Ну так делай быстрей, лопух!
Табари торопливо схватил решетку, отнес ее в дом, где ее заранее приглядели, возвратился с плащами и робко поинтересовался:
— Так что, ничего не вышло?
— Не твое дело! — отрезал Колен.
— Но почему?
— Потому.
— Но я же имею право знать, — жалобно возразил Табари, который боялся, что ему ничего не заплатят.
Колен вытащил нож.