Горестная история о Франсуа Вийоне

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ты пишешь завещание? — усмехнулся Маленький Жан. — Тогда не забудь в нем и меня.

— Слушайте!

Я, Франсуа Вийон, школяр, В сем пятьдесят шестом году, Поостудив сердечный жар И наложив на мысль узду, И зная, что к концу иду…[33]

— А дальше? — поинтересовался Колен, когда Вийон вдруг умолк.

Нашел, что время приглядеться…

— А дальше пока нет, — с сожалением сообщил Франсуа.

Оставив незаконченной первую строфу, он перешел к следующей:

Под Рождество, глухой порой Жестокой ледяной зимы, Когда слыхать лишь волчий вой И в дом к теплу вернуться мы Спешим до наступленья тьмы, Избавиться замыслил я От кандалов любви, тюрьмы, Где страждет днесь душа моя.

Маленький Жан широко раскрыл глаза.

— Что это ты несешь про тюрьму? — пьяно пролепетал он. — Тебя пока не посадили. А насчет твоей души…

— Что же?

— Пошла она в задницу! — буркнул взломщик. — Зайдемте лучше сюда и выпьем.

Он громогласно рыгнул и, толкнув плечом дверь «Яблока», первым вошел в залу, расшаркался, видимо, шутки ради, поскольку был здорово под хмельком, перед служанкой и потребовал вина.

Весь остаток ночи Франсуа то сидел, уставясь в пол, то смотрел в потолок, время от времени считал что-то на пальцах, очевидно, слоги, короче, пребывал в задумчивости, всецело захваченный своим завещанием. Однако от вина не отказывался и порой, опорожнив кружку, поворачивался к Ренье, читал ему пять-шесть очередных строк, заливался смехом и вновь погружался в задумчивость, снова считал на пальцах, поглядывая на Маленького Жана.

— Чего ты на меня все время пялишься? — не выдержал наконец тот.

— Ничего.

— Что-нибудь против меня имеешь?

Но Вийон уже читал Ренье:

Во-первых, пусть моею славой Во имя Троицы Святой Распоряжается по праву Гийом Вийон, приемный мой Отец, который был со мной Добр, нежен и заботлив так, Что он мне ближе, чем родной. Ему же — мой шатер и стяг. Засим хочу трех псов дебелых Ренье де Монтиньи я дать…

— Чтоб гонялись за ним? — рассмеялся Колен.

Вокруг них, любопытствуя, сгрудились завсегдатаи «Яблока» и ржали, слушая, какое имущество завещает Франсуа приятелям и знакомцам; время от времени кто-нибудь из них интересовался, а что он оставит ему.

Стражник Жан Лу и его сотоварищ, такой же шельма, Казен Шоле, помогавший Лу воровать кур во время ночных обходов, кричали:

— Франсуа! Мы тут! Нас не забудь! Франсуа! Ты слышишь? Мы тоже хотим…

— Ну конечно же, — кивнул Вийон и стал читать: