Одёрнула халат, соблазнительно, как ей казалось, выставила голую ногу. Взялась травить пошлые анекдоты — про поручика Ржевского и про то, как поймал Дерипаска Рыбку… Гадко хихикала.
Сосед откровенных намёков не понимал, вёл себя с ней, как с дочкой, интеллигентно шутил, демонстрировал свои многочисленные работы по физике твёрдого тела. Рассказывал, как подло его вышибли на пенсию с родного предприятия, а потом и в вузе перевели на полставки. И как он мог бы всем доказать теперь, но вот — не вышло.
Хороший он был мужик, сосед Василий Степанович. Пожалел девчонку — удумала же вешаться, нарушил заманчивую сделку с Василевсом, о чём сожалел и даже плакал, когда у бутылки показалось дно.
Алевтина слушала его и тихо ругалась про себя словами, которыми строители в процессе наклейки обоев заменяют всю, мешающую им работать, лексику.
Она даже напиться как следует не сумела! Хлебнула коньяка на голодный желудок, желудок заболел, и Василий Степанович заварил ей чаю.
Алевтина сидела, трезвая, злая и горько шутила про себя, что замшелая девственница и старый импотент — самая подходящая компания.
5
Утром как раз начался понедельник, и Алевтина отправилась на работу. В старых неудобных туфлях, в блёклом бесформенном плащике, с зонтиком, третий год дышащим на ладан.
От порога она вернулась. Обутая, протопала к шкафу. Посмотрела — висит ли на месте пушистый халат?
Халат висел.
Интересно, а прозрачный шарик «каси» — она куда дела?
На улице было слякотно, хотя в мире Василевса все три дня стояла чудесная погода.
Коллеги вели себя привычно. Повышения зарплаты не ожидалось. И вообще на горизонте не ожидалось ни-че-го — только серые-серые будни. Каждый день. И телевизор по вечерам.
Добравшись домой с работы, Алевтина первым делом увидела оставленные ею же грязные следы.
Не очень, конечно, грязные. Так, насыпалось чуток. Протереть бы быстренько тряпкой или всосать пылесосом — делов-то? Но она вдруг разнюнилась, швырнула в холодильник кефир, словно он и был во всём виноват, пнула, подвернувшийся под ноги тапок, босиком прошлёпала в комнату и открыла шкаф.
Халат висел.
Алевтина достала его, сунула руку в карман и обнаружила там прозрачный шарик каси. Значит, она и впрямь сунула его туда ещё в лаборатории.
А если потереть им стекло?
Алевтина вздохнула, вернула шарик в карман, а халат — в шкаф, и пошла ужинать кефиром.
Ночью, измучившись от бессонницы, она встала, подошла к зеркалу в прихожей — а вдруг да подойдёт? Ну, ерунда же, да? Ну не стену же тереть? Там же было стекло, верно?