Мужчина хитро улыбнулся:
— Думаю, это можно устроить.
— Правда? — с недоверием посмотрел на него Рой.
— Да. Стэнли Розен — это я.
Полтора часа спустя Рой Грейс выехал с подземной автостоянки, повернул налево к набережной и помчался к дому Клио. Было 8:30 вечера, и, кажется, в этом году у него тоже будет Рождество. Он позвонил жене и сообщил, что едет, а она сказала, что шампанское уже охлаждается.
На сиденье рядом лежал синий бархатный футляр с монограммой золотом Стэнли Розена на крышке. Рой не верил своей удаче! У них будет настоящее Рождество!
Их первое Рождество вместе с Клио и первое в жизни Ноя. Душу его переполняло счастье.
И в этот момент зазвонил телефон.
Неполадки в соединении
В пять часов Генри Генри оторвался от печатной машинки, встал и подошел к окну. Никто бы не заметил и не услышал, если бы он прямо сейчас спрыгнул вниз, но это было бы нарушением режима, которого он придерживался ежедневно. Его день был отмечен правилами, как предложения на отпечатанной странице знаками препинания.
Он нервным взглядом пробежался по ряду домов на противоположной стороне улицы. По их облику невозможно было определить, что за люди их населяют. Некоторые квартиры в них были большие и красивые, другие крохотные студии, как и его собственная.
Нужное ему окно он нашел сразу, по привычке. Черт. Ее там нет. Он недовольно поморщился, словно его лишили чего-то, по праву ему принадлежащего. Затем мелькнула фигура — или ему показалось? Потом он увидел ее, с бокалом в одной руке и книгой в мягкой обложке в другой. Она была совсем без одежды, впрочем, как обычно; но сейчас было лето, поэтому тело ее стало золотисто-коричневым с белыми пятнами груди и ягодиц. Она скинула открытые туфли на высоких каблуках, опустилась в розовое кресло, скрывая от его взора белые ягодицы, вытянулась, демонстрируя длинные ноги. Сделав глоток, она отставила бокал и уткнулась в книгу.
«Интересно, что она пьет?» — подумал он. И что за книга? Зачем она надевает на пляже бикини, когда так очевидно, что любит быть голой? Как много вопросов… Ему хотелось знать о ней больше. Всю прошлую осень он наблюдал, как загар ее светлеет, и вот теперь опять появились белые полосы, и контраст с остальным телом был все очевиднее с каждой неделей. Он мог бы открыть ей много нового, может, и ей было бы приятно это узнать? Нет, не о том, что он каждый вечер наблюдает за ней, нет. Но ей могло бы понравиться, что он сделал ее героиней своей книги, которую сейчас писал. Интересны ли ей такие произведения — любовные романы? Он с грустью подумал, что, скорее всего, нет.
Он все больше верил в то, что люди, которым интересны его романы, постепенно вымирают. Таких называют безнадежно устаревшими. Устаревшими — ему ведь только тридцать два!
Волна паники сжала сердце. Он что-то упустил? Нечто важное? Черт. Он с тоской смотрел на длинные загорелые ноги. Что-то вспомнил и резко отвел взгляд, будто сорвал пластырь с заживающей раны. Найдя телефонный номер, стал набирать его, отрывисто, указательным пальцем, словно проверял, не остыл ли еще суп.
Он был удивлен, услышав вместо гудков какие-то крики, затем женский голос, сменившийся треском, а следом и чередой щелчков.
— Алло, — робко произнес он.
— Слушаю, — раздалось в ответ.
Потом стало тихо.
— Похоже, неполадки в соединении, — сказал он.