Я застыла на пороге, не зная, что делать. Понимая, что должна отринуть эту глупую затею прочь, вернуться к себе в комнату и постараться заснуть. Но я не могла сделать ни шага, продолжая мяться у двери, вглядываясь в большой черный силуэт кровати, откуда доносилось мерное, глубокое дыхание.
Мгновение – и стало тихо.
Шорох.
Тень беззвучно поднялась и замерла, в свете луны оформившись в очертания сильного, обнаженного по пояс тела. Я различила во тьме прищуренные глаза Николаса. Несколько ударов сердца, и он молча приподнял меха в приглашающем жесте.
Я прикрыла дверь и медленно, пошатываясь, подошла к кровати. Внутри не было ни проблеска смущения, волнения или робости. Из последних сил сдерживая слезы, я нырнула под теплый мех, развернулась и вплотную прижалась к нему спиной.
– Фрейя? – позвал он, укрывая меня. Тяжелая рука опустилась мне на плечо. – Эй, ты вся дрожишь, что случилось?
Его заботливый, взволнованный голос, осторожные прикосновения – все это вырвало с корнем остатки моего самообладания, и тело затряслось от всхлипываний.
– Фрейя, – снова позвал не на шутку встревоженный Николас.
Я повернулась на другой бок, приподнялась и бросилась ему на шею, заливая ее слезами.
– Они погибли! Погибли! Их больше нет! – приглушенно зарыдала я ему в плечо. Николас замер, а затем рывком посадил меня к себе на колени и крепко обвил руками. – Это я виновата. Все из-за меня. Я их убила. Я должна была умереть! Я! Я! – всхлипывала я. – Тео бы спас их. Он бы что-нибудь придумал. Он бы смог!
Одной рукой Николас прижал мою голову к себе, нежно поглаживая, а другой сильнее обхватил талию. Он прижался своей щекой к моей и начал покачивать меня, словно ребенка, издавая тихое: «Чш-ш-ш».
Давясь рыданиями, я вывалила на него бесконечный поток слов, беспорядочно рассказывая все от начала до конца. Как ехала на Ветре по лесу, как мы сорвались с места, завидев дым. Пересказала каждую запомнившуюся с того ужасного дня деталь. Поведала о долгих месяцах холода, боли и страха. О стае. О кошмарах. В перерывах забываясь и снова начиная подвывать.
Николас не говорил ни слова. Он не перебивал мою сумбурную речь, внимательно слушал, успокаивающе гладя рукой и вытирая нескончаемые слезы. Позволяя мне впервые выговориться, излить душу, иссушив ее до краев.
В воздухе повисли отголоски последних слов, но я еще долго дрожала на его плече, прильнув к горячему телу. Постепенно всхлипы начали затихать, тело перестало сотрясаться, а контроль над разумом – медленно возвращаться. Только тогда я в полной мере осознала, что сижу на коленях мужчины, бесстыдно прижавшись к нему всем телом и обвив шею руками так сильно, что за все время моей истерики он наверняка чуть не задохнулся.
Безнадежно краснея, я оторвала щеку от мокрого плеча Николаса и переместила руки с его шеи на плечи.
– Пожалуйста, прости меня, – выдавила я, стыдясь поднимать глаза. – Мне так неловко. Не знаю, что на меня нашло. Не надо было врываться…
– Фрейя, – спокойно позвал он и, когда я посмотрела на него, продолжил: – Тебе не за что извиняться и совершенно нечего стыдиться. Все в порядке. Я рад, что ты пришла ко мне, потому что боюсь даже представить, как ты справлялась, держа все это в себе.
Я судорожно сглотнула и, снова почувствовав, как подступают слезы, кивнула.
– Но я кое-что попрошу взамен, – произнес Николас, и я резко подняла голову, непонимающе уставившись на него. – Я выслушал тебя, а теперь ты выслушаешь меня. Молча, вдумчиво и не перебивая. Я буду повторять это снова и снова при необходимости, но хочу, чтобы ты услышала один раз и запомнила навсегда. Хорошо?
Я вновь кивнула.