Фрейя. Ведущая Волков

22
18
20
22
24
26
28
30

Я с трудом кивнула и поспешила уйти. Быстро повернула к знакомой двери и, закрыв ее за собой, подошла к окну, чтобы прижаться лбом к его холодной поверхности. От тяжелого дыхания стекло запотело, и я отрешенно водила пальцем по пятнышку, с печалью думая о предстоящей ночи. При свете дня контролировать бурю в душе было проще, но с наступлением темноты я каждый раз боролась с тем, чтобы не сдаться.

Ник вернулся почти сразу. Расставив на табуретке несколько мисок, он зажег стоявшую там со вчерашнего дня свечу той, что принес с собой.

Все то время я лихорадочно пыталась придумать отговорку, чтобы не подпускать его к своим ранам. И когда он подошел сзади, я спокойно развернулась.

– Мне уже лучше, я сама справлюсь, тебе нет необходимости помогать. – Фраза прозвучала так, будто я ее заучила, и это все испортило.

Несколько мгновений он просто смотрел на меня. А затем улыбнулся. Совсем немного и мягко.

– Фрейя. Я не могу не проверить твое состояние. Раны слишком серьезные, и любые изменения в них существенны. Не беспокойся, я не стану долго навязывать тебе свое неприятное общество, – с усмешкой многозначительно добавил Ник.

Не сдержавшись, я улыбнулась его попытке разрядить обстановку. Сдалась.

От него исходили запахи конюшни, пота и присущий ему одному – аромат хвои и леса. Пока он разматывал бинты, я отвлекала себя тем, что незаметно принюхивалась, готовясь к жгучей боли. Но повязка отошла на удивление легко. Вот только радоваться было рано. Я сильно слукавила, сказав Нику, что плечо беспокоит меня меньше. На самом деле мне едва удавалось двигать им.

– Лучше ей, конечно. – Николас помрачнел и пытливо взглянул на мое отражение. – Ты напрягала его сегодня?

Немного подумав, я отрицательно покачала головой.

Он тихо выругался, после чего окунул ткань в одну из мисок. Когда она коснулась моего горящего плеча, я одновременно зашипела, зарычала и застонала, с трудом сдерживая подступившие слезы. Однако бежать от рук Николаса было некуда, и я обреченно прижалась к стеклу.

– Это я виноват, – тихо, будто самому себе, сказал он, осторожно нанося мазь. Я посмотрела на него через отражение и впервые обратила внимание на то, каким уставшим он выглядел. И сколько бремени добавляло чувство вины.

– Кезро, – выдавила я, поддавшись неожиданному порыву хоть как-то его поддержать. – Это они виноваты. Да и рана изначально была в плохом состоянии, нет ничего удивительного в том, что она не заживает.

– Не надо меня успокаивать, – резко сказал он. – Нечего искать оправдания там, где его нет.

Витая в собственных мыслях, Николас молча закончил процедуру: щедро нанес на плечо несколько слоев успокаивающего бальзама и аккуратно наложил плотную повязку.

– Придется повторять утром и вечером, – спокойно объявил Ник и, прежде чем уйти, попросил: – Не скрывай от меня то, что происходит в деревне. Я должен знать обо всем. Тем более если это касается тебя.

– Если будет что-то важное, я скажу. Но не стану бежать к тебе за помощью каждый раз, когда кто-нибудь заденет мои нежные чувства, – с раздражением отозвалась я. – Я не нуждаюсь в беспрестанной опеке.

Видимо, в этой комнате разговоры просто не могли заканчиваться нормально.

Из раздумий меня вывел щелчок дверного засова.

Он еще и запер меня!