Наверное, мы б еще мило поболтали, общество было более чем славное. Вряд ли Эрику — ту милую, наивную Эрику, каковой я была еще совсем недавно, — пустили б в высший свет и удостоили аудиенции в этом доме. Так что нужно было ловить момент.
Но тут в комнату вбежал управляющий дома.
Он был порядком встрепан и бледен, словно его черти гнали.
— Милорд! — он закланялся, извиняясь за свою дерзость. — Простите меня, но… в городе пожар, милорд! Просят помощи и зовут врача. А мне известно, что тут есть врач!
Сердце у меня оборвалось и ушло в пятки.
«Побьют окна… огненные мальчики», — звучало набатом у меня в ушах.
***
Ночь мадам Эванс провела плохо.
Ей все чудились смех и детские крики в саду.
Даже когда стемнело. Даже когда взошла луна и озарила все призрачным светом.
Дети кричали и смеялись, гоняя мяч.
Хотя откуда б взяться детям в ее саду? Да поздно ночью?
Она ворочалась, закрывала глаза и пыталась уснуть. Пару раз дрема овладевала ею.
Но тогда ей чудилось, что детский смех раздавался за стеной. Почти у нее над головой.
Кажется, эти озорники затеяли какую-то новую игру и принялись хором проговаривать считалку.
«Раз, два…»
Они все время сбивались со счета, смеялись и начинали снова и снова.
Как испорченная пластинка.
Какой дурной сон!
Это мучило, это надоедало и преследовало мачеху Эванс. Не столько шум, сколько то, что виновниками его были дети.