— Повезло, — философски заметил Ганс, погоня лошадку.
— Небо сжалилось надо мной, — глухо ответила я. — За все мои страдания.
Ганс покосился на меня.
— Слышала, — вдруг спросил он, — Грегори твой из-под стражи сбежал.
— Да ты что! — испуганно вскричала я.
— Да-да. Так что ты гуляй осторожнее теперь, — серьезно произнес Ганс. — Говорят, он отдал страже все, что у него было, чтоб они позволили ему улизнуть. А может, врут. Да только сбежал он правда. Голодный, побитый, опозоренный, он теперь очень опасен.
— А его мать?!
— А что старуха. Отправили доживать свой век обратно, в ее логово. Там и сидит. С ее стороны вряд ли будет тебе угроза, бабка еле ноги таскает с тех пор, как палач ей почесал по-свойски спину. А вот Грегори…
— Ему не отсекли руку, как обещали?
— Нет, — покачал головой Ганс. — Успел удрать до казни. Так что ходит теперь осторожно, да не одна!
— Спасибо, что предупредил, — сердечно произнесла я. — Буду осторожнее!
— Велишь снести и разобрать остатки дома иноземца? — спросил Ганс, когда мы подъехали к леску.
Я глянула на присыпанный осенней листвой и ветками холмик и чуть пожала плечами.
— Вероятно, весной, — неопределенно ответила я. — Чтоб расчистить место под посадку картофеля. Сейчас мне эти развалины не мешают. Да и рук нет, ими заниматься.
Ганс подмигнул мне весело.
— Меня обязательно позови, — сказал он. — Я никогда не прочь заработать. Вывозить мусор, камни…
Я кивнула. А сама смотрела во все глаза на свой участок леса.
Он был и таким… и не таким.
Кто-то здесь побывал, кто-то здесь поискал, покопался знатно!
Земля после копки картошки была разрыхлена, Ханна сожгла сухую ботву — вон небольшое темное пятно в траве, все, что осталось от костерка.