Встречи на полях

Что у него такая машина.

Я никогда специально не задумывалась, на чем он ездит, но уж точно не ожидала, что окажусь перед таким автомобилем.

Уилл открывает передо мной дверь старого красного «шевроле». Она непокорно скрипит.

– Спасибо, – говорю я, опешив не только от формальности его манер, но и от самого внедорожника. Он выглядит так, будто сделан в восьмидесятые. В правом переднем углу капота внушительная вмятина. А по бежевой обивке салона, кажется, двадцать тысяч раз кто-то ходил ногами. Но, несмотря на степень износа, внутри царит идеальная чистота: нигде не видно ни крошки, ни бумажки. Немного пахнет кедром и машинным маслом. Тут уютно, как в лесной хижине на Аляске.

Уилл закрывает за собой дверь и включает зажигание.

– Должна сказать, – произношу я под звук ожившего мотора, – я не ожидала, что ты водишь такую машину.

– Ты думала, что я скорее по «лексусам», да? – без удивления спрашивает он.

– Ну да. В конце концов, взгляни на себя. Ты же не одеваешься как дровосек.

– Моя работа не позволяет мне так одеваться. – Он улыбается, выезжает на шоссе и, помолчав, добавляет: – Это был внедорожник моего отца.

В его словах есть что-то странное. «Был». Когда-то.

– Я получил его в наследство в прошлом году, – продолжает он.

А-а. Вот в чем дело.

– Мне очень жаль, – говорю я искренне.

– Спасибо. – Уилл кивает, не отводя взгляда от дороги.

Мне мало что известно о личной жизни миз Пеннингтон, кроме того, что двадцать лет назад она развелась с мужем и с тех пор живет одна. Прежде я ничего не слышала о мужчине, за которым она была замужем, знала лишь, что за всю жизнь у нее был всего один муж и один сын – какая-то большая шишка по имени Уильям, который работал в издательской сфере в большом городе.

– Он любил эту машину. И всегда был практичным человеком. Мне бы хотелось думать, что я продолжу этому у него учиться.

Я смотрю на приборную панель. Тахометр слева скрыт за полароидным снимком, которому на вид лет тридцать. На плохо проявленной фотографии изображен младенец, сидящий на высоком деревянном детском стульчике перед небольшим круглым тортом. Его руки и щеки покрыты глазурью, а большие голубые глаза смотрят в камеру. На торте нарисована голубая единица. Рядом стоит мужчина, который улыбается во весь рот и обнимает мальчика одной рукой, и женщина, судя по пронзительным голубым глазам, несомненно, молодая миз Пеннингтон.

– Он очень отличался от… твоей мамы? – Мне неловко спрашивать у босса про его личную жизнь, особенно в таком внедорожнике. Возможно, если бы мы ехали в каком-нибудь элегантном и безликом БМВ, все было бы по-другому. Но, сидя на потертой ткани в окружении запахов кедра и ностальгии, я не могу сдержаться. Импульс спросить о чем-то личном неизбежен, как если бы я зашла к нему в спальню.

– Во многом да. Но в чем-то – не особо. Мама… старомодная. Она держится за прошлое так, будто это ее обязанность, вне зависимости от ситуации. Папа был таким же. У него в амбаре было больше антикварных фермерских инструментов, чем могло пригодиться – и ему, и теперь мне.

– А где они сейчас?