– В данный момент? Все еще на ферме. Как и все остальное барахло, доставшееся мне по наследству. – Уилл слегка улыбается. – У меня есть четыре кофейника, в которых я могу сделать себе утренний кофе в дорогу на работу. Ведь каждому человеку необходимо именно столько кофейников.
Я ненадолго замолкаю.
– Так ты переехал в его дом? Полный его вещей?
– Пока да.
Я смотрю в окно, удивившись его ответу. Ни за что в жизни я бы не подумала, что Уилл Пеннингтон из тех мужчин, которые переезжают из гламурного Нью-Йорка в фермерский дом в сельской местности. Более того, не раз, гуляя по центру, я смотрела на высотки с огромными окнами, кирпичными стенами и сверкающими люстрами и думала, не там ли он живет. Не знаю почему. Я просто предположила.
– Позволь уточнить, – говорю я. – Значит, ты живешь не в апартаментах в центре.
В его веселом взгляде возникает удивление, но он качает головой.
– У тебя в лобби нет официанта, который готов отвезти твою одежду в химчистку.
Уилл слегка улыбается и снова качает головой.
– Это называется «консьерж». И – нет.
– Почему я думала, что у тебя он есть? – спрашиваю я вслух, если честно, немного озадаченно.
– Потому что, судя по всему, ты считаешь меня заносчивым, – отвечает он и, подавляя смешок, поворачивает.
– Нет, это потому, что ты приехал из Нью-Йорка, – убежденно возражаю я. – Мне кажется, что все, кто работает в нью-йоркских издательствах, должны быть максимально гламурными людьми. И каждый вечер есть суши.
– Ну, мы правда любим суши, – соглашается он.
– Ходить в новейший элитный джазовый клуб и пить «Маргариты» по пятнадцать долларов.
– Вообще-то «Оксфордские запятые»[33], – поправляет меня Уилл. – И они обходятся скорее в двадцать три с чаевыми.
– Вот видишь? Гламур.
Какое-то время мы молча стоим на светофоре, пока на лобовое стекло падает снег.
– Вообще-то мне здесь нравится. Я люблю Нью-Йорк, но мое сердце всегда было здесь. И я был нужен маме.
Я вскидываю бровь.