Я с упреком смотрю на Лайлу и протягиваю руку за телефоном.
Она замечает меня и поворачивается на кресле к своему компьютеру.
– И я понимаю, что вы уважаемый антрополог. Но я знаю книжный рынок.
Я делаю шаг вперед и разворачиваю Лайлу обратно к себе. Она упирается каблуками в пол, чтобы кресло не двигалось.
– И я понимаю, что ваш сын тоже человек. Но, кажется, это вы кое-чего не понимаете. Вы, конечно, считаете, что у него самая очаровательная улыбка на свете, но всем остальным на это совершенно наплевать. Никто – и я не устану это подчеркивать – не купит книгу только из-за того, что на обложке какой-то восьмилетний мальчик с хитрой улыбкой сидит в своем рождественском подарке. И… могу я быть с вами откровенна?
– Лайла! – шиплю я, дергаю кресло и хватаюсь за длинный завивающийся провод, соединяющий мой телефонный аппарат с трубкой, крепко прижатой к ее уху.
Лайла хмурится, услышав на другом конце провода что-то неприятное.
– Нет, я говорю так не потому, что протестую против андроцентричного общества и придерживаюсь мужененавистнических взглядов. Я говорю так, потому что это книга про теории об инопланетянах и ваш сын здесь совершенно ни при чем!
Она настолько повысила голос, что Мардж и Роб в кабинете напротив оторвали взгляды от компьютеров.
У меня не остается выбора, и я бросаюсь к трубке.
Лайла крепко вцепилась в нее, как мать, защищающая свое дитя.
– Перестань! – шепчет она, прижимая ее к груди. – Она должна знать!
– Что ты спятила? – парирую я, пытаясь вырвать трубку у нее из рук.
– Эта женщина хочет поместить на обложку своих родных, будто это какой-то семейный альбом! – рявкает она.
Я пускаю в ход локоть и, пихнув им Лайлу в ребра, делаю еще один рывок. В этот момент я вижу, что она смотрит мне за плечо, и чувствую, как она выпускает трубку из рук. Все будто в замедленной съемке: ее длинные розовые ногти разжимаются, я с силой тяну трубку к своему животу, а потом меня по инерции отбрасывает назад.
Назад, назад, назад, пока я не осознаю, что мои ноги не поспевают за верхней половиной тела, и мне ничего не остается, кроме как упасть на пол.
С грохотом.
Сразу после чего телефон тоже с грохотом слетает со стола, а провод вырывается из стены.
Секунду я сижу и думаю, не повредила ли внутренности. Поняв, что ничего, кроме пульсирующей боли в ягодицах, я не заработала, я собираюсь встать. И тут замечаю рядом чьи-то туфли.
Уилла. Черные, блестящие, хладнокровные оксфорды Уилла Пеннингтона.