Стоя в дверях, смотрю на часы. Тринадцать минут девятого. Я уже два часа подношу Оливии платочки, мороженое, сыр и коробки овсяных хлопьев, которые она ест всухомятку. Кажется, я ее сломала. Один ободряющий комментарий насчет того, что она может сделать небольшой «перерыв» в диете, – и вот к чему это привело.
Но тринадцать минут девятого – это еще не так плохо. Если я смогу ускользнуть сейчас, то успею встретиться с Сэмом. Если потороплюсь.
Я делаю шаг в сторону коридора.
– Я, наверное, быстренько сбегаю в магазин. Могу принести что-нибудь на утро. Хочешь, Оливия? Может, тот вкусный йогурт, который ты любишь?
Она хмурится, сидя на полу в лужице синего шелка у ног. Платье наполовину расстегнуто на спине. Вокруг нее валяются пустые картонные упаковки. А сколько туши стекло по ее щекам и засохло на них… Она выглядит как девушка с обложки диска рок-группы из восьмидесятых. Если бы мы с ней сейчас стояли на школьной дискотеке, то впервые из нас двоих выбрали бы меня.
Хотя нет, беру свои слова обратно. Получается, это был бы второй раз.
– Что я сделала не так? – спрашивает Оливия, откусывая кусок сыра. – Что пошло не так?
Я сострадательно пожимаю плечами.
– Иногда мы выбираем не тех людей, Оливия. Век живи – век учись.
– Нет, – сдавленно произносит она, глядя на меня глазами енота. – Правда, Савви. Что я сделала не так? Мне не нужна твоя эмпатия. Мне не нужны сентиментальные афоризмы. Я хочу понять, что сделала не так. Мне нужны количественные данные.
– Ну, можешь начать вот с чего, – немного резко отвечаю я. – Прежде всего, не рявкай на людей по любому поводу. И перестань называть меня Савви. Ты же знаешь, что мне это не нравится.
– Хорошо, – говорит Оливия и тянется к блокноту на прикроватной тумбочке. Ну вот опять. Еще один список. Она щелкает ручкой и начинает писать. – Не рявкать. Я могу меньше рявкать.
Ладно. Раз уж мы завели этот разговор…
– И быть не такой требовательной, – добавляю я.
Оливия спокойно кивает, будто мы обсуждаем что-то столь же объективное и безличное, как показатели на фондовом рынке, а не ее недостатки. Но мне приятно говорить ей обо всем том, что выводит меня из себя, и видеть, как она – впервые в жизни – слушает. Будто на внезапной распродаже, я решаю хватать все, что вижу, и озвучиваю все свои претензии к ней, пока есть такая возможность.
А она, разумеется, прилежно все записывает.
Следующие несколько минут у меня ощущение, что я загадала желание, сдув с пальца ресничку, и оно на самом деле исполнилось.
Но спустя десять минут эйфория сходит на нет. У Оливии такой искренний и серьезный вид, что я невольно умолкаю, подхожу к ней и, прямо пока она пишет, осторожно забираю блокнот у нее из рук.
Она поднимает взгляд.
– Ты счастлива, Оливия?
ebooksa