– Господи!.. – вою я, чувствуя, как одинокая слеза скатывается по щеке.
Мне уже все равно, что сказал мне Тео в ссоре. Сейчас мне важно знать, что он жив.
– Он в реанимации? В палате? Ганс что-то еще сказал? – тараторю я.
От адреналина сводит скулы и немеет кончик языка.
– Я сама не поняла, где именно. Я звонила тебе, но ты не ответила… Что-то произошло между вами?
Мария-Луиза останавливается на светофоре. Я перевожу взгляд на зеркало бокового вида.
– Есть кое-что…
– Понятно. Не хочешь об этом сейчас говорить?
Я качаю головой. Мария-Луиза берет меня за руку и легонько сжимает ее.
– Я уверена, что все будет хорошо.
Пытаюсь сдержать слезы, но тщетно. Начинаю реветь прямо на месте. Отчаянно. Громко. Мария-Луиза сильнее сжимает мою руку, но светофор показывает зеленый, и подруге приходится вернуться к управлению машиной.
– Тео и не из такого дерьма выкарабкивался! – пытается приободрить меня подруга, но все ее слова проходят мимо меня.
Мое сердце болит за Тео. За его здоровье. А если что-то серьезное? А если он себе сломал что-то? Боже… Я не вынесу этого!
Оставшуюся часть дороги мы едем молча. Подруга не находит правильных слов, а мне не хочется разговаривать.
Как только Мария-Луиза паркуется, я быстро отстегиваю ремень безопасности и выбегаю из машины.
– Лэа! – окликает меня подруга, но я уже бегу к дверям больницы.
Толкнув их вперед, я вбегаю. Белый свет слепит глаза. Все тут выглядит стерильно. Даже слишком. Подбегаю к стойке информации, за которой стоят две медсестры в розовой форме.
– Hallo! – здороваюсь я, и на меня обращают внимание. – К вам сегодня поступил Теодор Гюнтер, может быть, час назад, – тараторю я по-немецки. – Где он сейчас?
Одна из девушек говорит, чтобы я не волновалась и что она все проверит. Но ее голос какой-то отдаленный. Я сильнее слышу шум в ушах, нежели четкие слова других людей. Пытаясь отдышаться, я оглядываюсь по сторонам. Ко мне уже подбегает Мария-Луиза.
– Ну что?